Помада дрожал всем телом и не мог удержать прыгающих
челюстей; а в голове у него и стучало, и звенело, и все сознавалось как-то смутно и неясно.
Несмотря на далеко запавший рот и на ямки в щеках, закрывающих беззубые
челюсти, лицо это исключало всякую необходимость осведомиться: не брат ли это Ольги Сергевны?
Редкая, как бы нехотя, дернет клочок сена из стога, к которому их поставили, лениво повернет два-три раза
челюстями и с непроглоченным сеном во рту начинает дрожать и жаться к опустившей голову и так же дрожащей соседке.
Здесь вдова-камергерша Мерева, ее внучка, которой Помада когда-то читал чистописание и которая нынче уже выходит замуж за генерала; внук камергерши, в гусарском мундире, с золотушным шрамом, выходящим на щеку из-под левой
челюсти; Алексей Павлович Зарницын в вицмундире и с крестом за введение мирового положения о крестьянах, и, наконец, брат Евгении Петровны, Ипполит Петрович Гловацкий, которого некогда с такими усилиями старались отратовать от тяжелой ответственности, грозившей ему по университетскому делу.