Неточные совпадения
— Дай мне воды… скорей, скорей воды! — И жадно глотая глоток за глотком, она продолжала шепотом: — бога ради
не бойся меня и ничего
не пугайся…
Не зови никого…
не надо чужих… Это пройдет… Мне хуже, если меня боятся… Зачем чужих? Когда мы двое… мы… — При этих
словах она сделала усилие улыбнуться и пошутила: «Какое счастье: ночь и мы одни!» Но ее сейчас же снова передернуло, и она зашипела...
Висленев это видел и понимал, что путешественница чем-то сильно взволнована, но он этого
не приписывал своим
словам, — до того он сам привык к их ничтожеству, —
не соединял он этого и с резким ответом, с которым Глафира вышла из вагона, — это тоже для него была
не новость и даже
не редкость; но он очень
испугался, когда послышался последний звонок и вслед затем поезд тронулся одновременно с кондукторским свистком, а Глафира
не входила.
Лариса промолчала и всю ночь
пугалась во сне похищения. Горданов ей был страшен как демон, и она даже должна была проснуться с отчаянным криком, потому что видела себя лежащею на руке Павла Николаевича и над собою его черные глаза и смуглый облик, который все разгорался и делался сначала медным, потом красноогненным и жег ее,
не говоря ей ни
слова.
Неточные совпадения
"Было чего
испугаться глуповцам, — говорит по этому случаю летописец, — стоит перед ними человек роста невеликого, из себя
не дородный,
слов не говорит, а только криком кричит".
В речи, сказанной по этому поводу, он довольно подробно развил перед обывателями вопрос о подспорьях вообще и о горчице, как о подспорье, в особенности; но оттого ли, что в
словах его было более личной веры в правоту защищаемого дела, нежели действительной убедительности, или оттого, что он, по обычаю своему,
не говорил, а кричал, — как бы то ни было, результат его убеждений был таков, что глуповцы
испугались и опять всем обществом пали на колени.
Прекрасная полячка так
испугалась, увидевши вдруг перед собою незнакомого человека, что
не могла произнесть ни одного
слова; но когда приметила, что бурсак стоял, потупив глаза и
не смея от робости пошевелить рукою, когда узнала в нем того же самого, который хлопнулся перед ее глазами на улице, смех вновь овладел ею.
— Как! У меня вырывались такие
слова и словечки? — пренаивно
испугался вдруг Свидригайлов,
не обратив ни малейшего внимания на эпитет, приданный его намерениям.
Я
испугался и стал просить Ивана Игнатьича ничего
не сказывать коменданту; насилу его уговорил; он дал мне
слово, и я решился от него отступиться.