— Нас, — говорят, — за дикарей
жалость берет; из них с этой возней совсем последний толк выбьют; нынче мы их крестим, завтра ламы обращают и велят Христа порицать, а за штраф все что попало у них берут. Обнищевает бедный народ и в скоте и в своем скудном разуме, — все веры перепутал и на все колена хромает, а на нас плачется.
Бежали они побежкой нетвердою и неровною, склонив головы, и с такою задышкою, что инда с непривычки
жалость брала на них смотреть, особливо как у них ноздри замерзли и они рты поразинули.
Когда он приходил и, усевшись на кухне, начинал требовать водки, всем становилось очень тесно, и доктор из
жалости брал к себе плачущих детей, укладывал их у себя на полу, и это доставляло ему большое удовольствие.
— Жалко! — вздохнул он после некоторого молчания. — И, боже, как жалко! Оно, конечно, божья воля, не нами мир сотворен, а всё-таки, братушка, жалко. Ежели одно дерево высохнет или, скажем, одна корова падет, и то
жалость берет, а каково, добрый человек, глядеть, коли весь мир идет прахом? Сколько добра, господи Иисусе! И солнце, и небо, и леса, и реки, и твари — всё ведь это сотворено, приспособлено, друг к дружке прилажено. Всякое до дела доведено и свое место знает. И всему этому пропадать надо!
Неточные совпадения
Теперь, когда прошло десять лет,
жалость и страх, вызванные записями, конечно, ушли. Это естественно. Но, перечитав эти записки теперь, когда тело Полякова давно истлело, а память о нем совершенно исчезла, я сохранил к ним интерес. Может быть, они нужны?
Беру на себя смелость решить это утвердительно. Анна К. умерла в 1922 году от сыпного тифа и на том же участке, где работала. Амнерис — первая жена Полякова — за границей. И не вернется.
— Что за особливая
жалость, голова, а известно, девку
брал зазнаемо: высмотренную, — отвечал Петр еще с большей досадой.
— Никогда! На первых порах он казался оригинальным и возбуждал
жалость — вот и все. Он нахален,
берет женщину приступом, и это привлекательно. Но не будем говорить о нем. Это печальная страница моей жизни. Он уехал в Россию за деньгами — туда ему и дорога! Я сказала, чтоб он не смел возвращаться.
— Брошюра-с… мое жизнеописание: пускай видят, как человек дошел по полного понятия… Я с самого своего малолетства беру-с… когда мне отец по гривеннику на пряники давал. Но я не то что для восхваления себя, а открыть глаза всему нашему гражданству… народу-то православному… куда идут, кому доверяют.
Жалости подобно!.. Тут у них под боком люди, ничего не желающие, окромя общего благоденствия… Да вот вы извольте соблаговолить просмотреть.
(Почерк Нинки.) — Лелька! Как только вспомню, я начинаю злиться, и пропадает охота писать в этом дневнике.
Беру с тебя слово комсомолки: никогда не проливать надо мною слез
жалости и никогда не хныкать надо мною. Только в таком случае могу продолжать писать в этом дневнике.