Но, к неожиданной досаде Патрикея,
бабушка поняла его маневр и, выйдя сама к нему, сказала...
Бабушка поняла, что эти дамы, при участии которых подносится подарок, тоже здесь для ширм, для того, чтобы всем этим многолюдством защититься от бабушкиной резкости. Княгине это даже стало смешно, и бродившие у нее по лицу розовые пятна перестали двигаться и стали на месте. Теперь она сходилась лицом к лицу с этой женщиной, которая нанесла ей такой нестерпимый удар.
Неточные совпадения
Это говорилось уже давно: последний раз, что я слышала от
бабушки эту тираду, было в сорок восьмом году, с небольшим за год до ее смерти, и я должна сказать, что, слушая тогда ее укоризненное замечание о том, что «так немногие в себе человека уважают», я, при всем моем тогдашнем младенчестве,
понимала, что вижу пред собою одну из тех, которая умела себя уважать.
Бабушка, разумеется, во всем этом ни слова не
понимала, но прилежно слушала, сама рассматривала молодцов, из которых один был другого краше.
Марья Николаевна, может быть, не совсем
поняла, что это значит, но, вероятно, склонна была бы этим немножко огорчиться, если бы
бабушка тут же не отвлекла ее внимания одним самым неожиданным и странным замечанием: княгиня сказала дьяконице, что брат ее влюблен.
Профессорство это было во мнении Марьи Николаевны такое величие, что она его не желала сменять для брата ни на какую другую карьеру. Притом же она так давно об этом мечтала, так долго и так неуклонно к этому стремилась, что
бабушка сразу
поняла, что дело Ольги Федотовны было проиграно.
Не зная, как должно
понимать все недомолвки этой обольстительницы злополучного богослова,
бабушка, отложив всякие церемонии, сказала...
И Патрикей Семеныч
понял это и смирился до того, что готов был видеть «Николашку» за столом, но
бабушка приняла против этого свои меры и тут же дала ему какое-то поручение, за которым он не мог присутствовать при обеде.
— Извините, — молвила
бабушка, — я не
понимаю, как человек может быть слишком возвышен?
Неточные совпадения
— Да, мой друг, — продолжала
бабушка после минутного молчания, взяв в руки один из двух платков, чтобы утереть показавшуюся слезу, — я часто думаю, что он не может ни ценить, ни
понимать ее и что, несмотря на всю ее доброту, любовь к нему и старание скрыть свое горе — я очень хорошо знаю это, — она не может быть с ним счастлива; и помяните мое слово, если он не…
— Что же, — сказала
бабушка, — сон твой хорош, — особенно если ты захочешь
понять его, как следует.
— О, — говорю, —
бабушка, я вам очень благодарен, что вы мне это сказали; но поверьте, я уж не так мал, чтобы не
понять, что на свете полезно и что бесполезно.
—
Бабушка! ты не
поняла меня, — сказала она кротко, взяв ее за руки, — успокойся, я не жалуюсь тебе на него. Никогда не забывай, что я одна виновата — во всем… Он не знает, что произошло со мной, и оттого пишет. Ему надо только дать знать, объяснить, как я больна, упала духом, — а ты собираешься, кажется, воевать! Я не того хочу. Я хотела написать ему сама и не могла, — видеться недостает сил, если б я и хотела…
Она теперь только
поняла эту усилившуюся к ней, после признания, нежность и ласки
бабушки. Да,
бабушка взяла ее неудобоносимое горе на свои старые плечи, стерла своей виной ее вину и не сочла последнюю за «потерю чести». Потеря чести! Эта справедливая, мудрая, нежнейшая женщина в мире, всех любящая, исполняющая так свято все свои обязанности, никого никогда не обидевшая, никого не обманувшая, всю жизнь отдавшая другим, — эта всеми чтимая женщина «пала, потеряла честь»!