Неточные совпадения
Нашлись господа, которым хотелось бы,
чтобы Артур Бенни остался в
том самом убранстве, в которое они его снарядили, сваливая всякую дрянь
с больной головы на здоровую.
Нежное и восприимчивое дитя, дойдя путем своих размышлений до такого решения, нашло в своем детском сердце для людей, создавших такое положение другим людям, место непримиримой вражде, и
с тех пор в ребенке росли все необходимые задатки для
того,
чтобы из него под известными влияниями со временем мог создаться настоящий, искренний и ревностный демократ и социалист.
Так как вся революция, которая считалась иными тогдашними нашими политиками столь необходимою и сбыточною и замышлялась будто бы на пользу
тех великих форм русской народной жизни, в которые был сентиментально влюблен и о которых мечтал и грезил Артур Бенни,
то он, как боевой конь, ждал только призыва, куда бы ему броситься,
чтобы умирать за народную общинную и артельную Россию, в борьбе ее
с Россиею дворянскою и монархическою.
Он стал говорить, что прибыл в Лондон именно
с тем единственно,
чтобы завязать здесь
с самим Александром Ивановичем и
с его верными людьми хорошие и прочные связи на жизнь и на смерть и затем, уехав в Сибирь, служить оттуда, из дома,
тому самому делу, которому они служат здесь, в Лондоне.
Все, что умели делать тогдашние революционеры, заключалось разве в
том,
чтобы, едучи
с извозчиком, наговорить ему, сколь много стоит армия или чего стоят дворцы; или же дать солдатику почитать «Колокол».
Первое, что он присоветовал своим новым политическим друзьям (Н. Курочкину, В. Якушкину и
С. Громеко), заключалось в
том,
чтобы они пробовали от времени до времени делать примерные «маневры».
Он принял эти услуги, но не для
того,
чтобы ими воспользоваться, а для
того,
чтобы только испытать людей,
с которыми ему довелось иметь дело.
Ничипоренко, показывая Бенни любопытным нижегородцам, был, однако, не совсем им доволен: он находил, что его эмиссар не так себя держит, как бы следовало, что он «сентиментальничает», что это в нем отзывается английская рутина и что он, Ничипоренко, должен показать Бенни, как следует вести себя
с провинциалами для
того,
чтобы производить на них надлежащее впечатление.
Бенни и Ничипоренко шли по этому месту, вовсе не зная его репутации, и ни в одном из них не было столько опытности,
чтобы по характеру местности сделать приблизительно верное заключение о характере лиц и сцен, которые всего легче можно здесь встретить. Они шли теперь посреди сгущающейся вокруг их
тьмы, разговаривая о народе, о котором Ничипоренко «знал все» и говорил о нем
с большою самоуверенностию тогдашних народоведцев.
Ничипоренко разъяснил все случившееся
с ними так, что младший брат тоже был мошенник, который только притворялся пьяным для
того,
чтобы удобнее их ограбить.
Ничипоренко тотчас же пошел послать одному из своих знакомых в Москву депешу,
чтобы его ждали вместе
с некоторым таинственным гостем, а Бенни, спустив своего сопутника
с глаз, почувствовал неотразимую потребность сходить в
тот дом, где Ничипоренко вчера за обедом произвел вышерассказанный скандал, и извиниться там за него и за себя перед хозяевами.
Она послала за ним одного из своих знакомых и, призвав Бенни к себе, сказала ему, что негодование ее на его товарища вовсе не падает на ни в чем не повинного Бенни; но что если он, Бенни, хочет путешествовать по России
с тем,
чтобы познакомиться
с страною и
с хорошими русскими людьми,
то прежде всего он должен освободить себя от своего петербургского товарища.
Революционер, бросивший берега Албиона для
того,
чтобы быть исполнителем русской революции, теперь сам уже смеялся над
тем человеком, которого в Петербурге считали способнейшим деятелем и мечтали послать в Лондон для самоважнейших (как впоследствии оказалось, самых пустых) негоциации
с Герценом.
Шпионы эти, или люстраторы, или, как их назвать, не знаю, решили, что Бенни шпион; но так как для многих он был еще «герценовский посол»,
то они не торопились объявлять о его шпионстве тотчас же вслед за
тем, как была сочинена эта гнусная клевета, а выжидали случая,
чтобы неосторожный Бенни чем-нибудь сам себя скомпрометировал, и тогда положили все это сплесть, сгруппировать и выставить его шпионом
с представлением каких-нибудь доказательств его шпионства.
Но, кроме
того, в самый день апраксинского пожара Бенни был свидетелем ужасного события: он видел, как, по слуху, распространившемуся в народе, что город жгут студенты, толпа рассвирепевших людей схватила студента Чернявского (впоследствии один из секретарей правительствующего сената) и потащила его,
с тем,
чтобы бросить в огонь, где г-н Чернявский, конечно, и погиб бы, если бы ему не спас жизнь подоспевший на этот случай патруль (происшествие это в подробности описано в первом
томе моих рассказов).
Депутация эта предстала
с укором Бенни (как будто он, а не другое лицо было редактором газеты) и
с требованием,
чтобы Бенни заявил всем участвующим в газете, что это «обвинение молодого поколения в поджогах так не пройдет никому, а особенно
тому, кто писал передовую статью».
Чтобы передать хотя сотую долю
того, что проделывали
с этим добрейшим человеком поселившиеся у него лже-социалисты, надо писать томы, а не один очерк, и притом надо быть уверенным, что пишешь для читателя, который хотя сколько-нибудь знаком
с нравами подобных деятелей, свирепствовавших в Петербурге в эпоху комического времени на Руси.
Двое суток без сна и две ночи, проведенные на воде, под свежим морским ветром и сырыми зорями, сказались Бенни страшною простудою, которую он почувствовал на третий же день и в
тот же день слег в постель,
чтобы не вставать
с нее очень долго.
Из всех людей,
с которыми Бенни
с полным великодушием делился всем, чем мог поделиться, его не вспомнил никто или по крайней мере никто не вспомнил его
с тем,
чтобы заплатить ему хотя малейшею внимательностию за его услуги, а вспомнили его один раз три друга, но только для
того,
чтобы забрать у больного последние его веши, имевшие хоть какую-нибудь ценность.
Поэтической просьбы же г-на Некрасова к графу Михаилу Николаевичу Муравьеву, когда поэт боялся,
чтобы граф не был слаб, и умолял его «не щадить виновных», Артур Бенни не дождался, да и, по правде сказать,
с него уже довольно было
того, что бог судил ему слышать и видеть.
За сим три месяца заключения Бенни окончились, и русские жандармы отвезли его на
ту самую пограничную
с Пруссиею станцию, откуда сибирский купец советовал ему уходить назад,
чтобы сберечь свою жизнь, может быть, на гораздо более дельное употребление, чем
то, которое этот «натурализованный английский субъект» сделал из нее, взяв на себя непосильный труд научить Чичиковых и Ноздревых «любить ближнего, как самого себя».
Против же
того,
чтобы подозревать Бенни в польском эмиссарстве, служила, во-первых, его
с самого первого шага видимая неспособность к политической интриге, к которой в польской партии была надобность и были великие мастера.
Было бы чересчур странно,
чтобы революционный ржонд отрядил для самой щекотливой миссии в Россию человека самого неопытного и держал его здесь, после
того как он,
с первых же дней своего пребывания в России, прослыл шпионом и
тем показал полнейшую свою неспособность к интриге.
Неточные совпадения
Хлестаков. Сделайте милость, садитесь. Я теперь вижу совершенно откровенность вашего нрава и радушие, а
то, признаюсь, я уж думал, что вы пришли
с тем,
чтобы меня… (Добчинскому.)Садитесь.
Артемий Филиппович. Не смея беспокоить своим присутствием, отнимать времени, определенного на священные обязанности… (Раскланивается
с тем,
чтобы уйти.)
Осип. Да, хорошее. Вот уж на что я, крепостной человек, но и
то смотрит,
чтобы и мне было хорошо. Ей-богу! Бывало, заедем куда-нибудь: «Что, Осип, хорошо тебя угостили?» — «Плохо, ваше высокоблагородие!» — «Э, — говорит, — это, Осип, нехороший хозяин. Ты, говорит, напомни мне, как приеду». — «А, — думаю себе (махнув рукою), — бог
с ним! я человек простой».
Городничий. Я пригласил вас, господа,
с тем,
чтобы сообщить вам пренеприятное известие: к нам едет ревизор.
Этак ударит по плечу: «Приходи, братец, обедать!» Я только на две минуты захожу в департамент,
с тем только,
чтобы сказать: «Это вот так, это вот так!» А там уж чиновник для письма, этакая крыса, пером только — тр, тр… пошел писать.