Неточные совпадения
В то же время, которого это касается, опять повторяю,
в Лондоне только говорили о
революциях да писали, а к
делам вовсе не приступали.
Он тем больше кипятился, что
в это время
в России правительство уже освободило крестьян с земельными наделами, задумало дать гласный суд и ввести другие реформы, при которых доказывать русским людям настоятельную необходимость
революции становилось
день ото
дня все труднее и труднее.
Купец не спешил
в Россию, а Бенни, следуя за ним, прокатал почти все свои небольшие деньги и все только удивлялся, что это за странный закал
в этом русском революционере? Все он только ест, пьет, мечет банки, режет штоссы,
раздевает и одевает лореток и только между
делом иногда вспомнит про
революцию, да и то вспомнит для шутки: «А что, мол, скажешь, как, милый барин, наша
революция!»
Артур же Бенни, несмотря на свои юные годы, был
в революционных
делах человек если не очень опытный, то, по крайней мере, наслышанный и начитанный: он видал
в Лондоне избраннейших революционеров всех стран и теоретически знал, как у людей распочинают
революции и что для этого нужно.
Его долго уверяли, что этого вовсе не надо, что у нас это все сделается без всяких планов и маневров; но он, однако, упросил сделать распоряжение, чтобы
в назначенный
день и час все люди, преданные
в Петербурге
делу революции и готовые к ней, прошли по одной из известных петербургских площадей.
Он хотел посмотреть, что за народ сидит там,
в глуби русских трущоб, и посчитаться, с кем там придется вести
дело, если бы затеялась
революция.
Будь на месте Бенни человек порассудительнее и посерьезнее, он, конечно, не побоялся бы этого: он понял бы, что никакой социальной
революции в России
в те
дни еще не было, что революционерам здесь делать нечего, и затем благоразумно бросил бы этого Ничипоренко, как бросали его многие люди, не возбраняя ему распускать о них что он хочет и кому хочет.
Неточные совпадения
— А голубям — башки свернуть. Зажарить. Нет, —
в самом
деле, — угрюмо продолжал Безбедов. — До самоубийства дойти можно. Вы идете лесом или — все равно — полем, ночь, темнота, на земле, под ногами, какие-то шишки. Кругом — чертовщина:
революции, экспроприации, виселицы, и… вообще — деваться некуда! Нужно, чтоб пред вами что-то светилось. Пусть даже и не светится, а просто: существует. Да — черт с ней — пусть и не существует, а выдумано, вот — чертей выдумали, а верят, что они есть.
— Нимало не сержусь, очень понимаю, — заговорила она спокойно и как бы вслушиваясь
в свои слова. —
В самом
деле: здоровая баба живет без любовника — неестественно. Не брезгует наживать деньги и говорит о примате духа. О
революции рассуждает не без скепсиса, однако — добродушно, — это уж совсем чертовщина!
Доживая последние
дни в Париже, он с утра ходил и ездил по городу, по окрестностям, к ночи возвращался
в отель, отдыхал, а после десяти часов являлась Бланш и между
делом, во время пауз, спрашивала его: кто он, женат или холост, что такое Россия, спросила — почему там
революция, чего хотят революционеры.
Самгин прожил
в Париже еще
дней десять, настроенный, как человек, который не может решить, что ему делать. Вот он поедет
в Россию,
в тихий мещанско-купеческий город, где люди, которых встряхнула
революция, укладывают
в должный, знакомый ему, скучный порядок свои привычки, мысли, отношения — и где Марина Зотова будет развертывать пред ним свою сомнительную, темноватую мудрость.
— Дом продать —
дело легкое, — сказал он. — Дома
в цене, покупателей — немало.
Революция спугнула помещиков, многие переселяются
в Москву. Давай, выпьем. Заметил, какой студент сидит? Новое издание… Усовершенствован.
В тюрьму за политику не сядет, а если сядет, так за что-нибудь другое. Эх, Клим Иваныч, не везет мне, — неожиданно заключил он отрывистую, сердитую свою речь.