Это ведь то же, что монашество: оставь, человек, отца своего и матерь, и бери этот крест служения, да иди на жертву — а то ничего не будет или будет вот такой богомаз, как я, или самодовольный маляришка, который
что ни сделает — всем доволен.
Неточные совпадения
При одной мысли,
что мы «в Москве»,
ни у одного из нас не было другого намеренья, как бежать, смотреть, восторгаться и падать ниц (без всякого преувеличения, мы непременно хотели хоть несколько раз упасть ниц, но нам удалось
сделать это только в соборах, потому
что на площадях и на улицах такое желание оказывалось совершенно неудобоисполнимым).
Меж тем как мы волновались подобными чувствами — до нашего слуха долетели другие голоса, касавшиеся уже непосредственно нас самих: кто-то давал Кирилле мысль прижать нас и потребовать от нас доплаты к сумме, следовавшей ему за наш провоз; но Кирилл энергически против этого протестовал и наотрез отказался нас беспокоить, объявив,
что он всю плату получил сполна и
что это дело казенное — и он «мошенства»
ни за
что сделать не хочет, а скорее пойдет куда-то к начальству и скажет: так и так, и т. д.
Мы приехали в городок Борзну, на который теперь более тоже не лежит главный путь к Киеву. Эта Борзна — до жалости ничтожный и маленький городок, при первом взгляде на который становится понятен крайний предел того, до
чего может быть мелка жизнь и глубока отчаянная скука. Не тоска — чувство тяжелое, но живое, сочное и неподвижное, имеющее свои фазы и переходы, — а сухая скука, раздражающая человека и побуждающая его
делать то,
чего бы он
ни за
что не хотел
сделать.
Но, как бы то
ни было, внутренний голос внутреннего чувства обманул меня уже два раза: раз в канаве, когда я почувствовал возрождение к новой жизни и тотчас же
сделал новую глупость, написав письмо в Тверь, — второй раз теперь в монастыре, где я мечтал встретить успокоение и нашел рахат-лукум и прочее,
что мною описано.
Я не помню, как исчезли с моих глаз Кирилл и мой Пенькновский, — но они во всяком случае
сделали это как-то так хорошо и деликатно,
что ни одной минуты не помешали мне любоваться священными чертами лица моей неимоверно постаревшей матери.
Христя отвечала совсем иначе: в голосе ее звучала тревога, но речь ее шла с полным самообладанием и уверенностию, которые
делали всякое ее слово отчетливым, несмотря на то,
что она произносила их гораздо тише. Начав вслушиваться, я хорошо разобрал,
что она уверяла своего собеседника, будто не имеет
ни на кого
ни в
чем никакой претензии;
что она довольна всеми и сама собой, потому
что поступила так, как ей должно было поступить.
Знакомств мы никаких не
делали, как потому,
что жили на весьма ограниченные средства, так и потому,
что не чувствовали в них
ни малейшей надобности.
Я не понимал, чтό бы такое моя мать и Альтанский могли
сделать для великой идеи, но был уверен,
что они бы ее
ни за
что «не уронили и не испортили».
Матушка не
сделала мне
ни малейшего упрека за это; напротив, спросив: весело ли мне было? и получив от меня утвердительный ответ, она сказала,
что очень рада,
что я умею находить удовольствие в беседах с таким рассудительным человеком, как старик Альтанский.
Меня это заинтересовало, и я, пустясь в расспросы, узнал,
что предполагаемая невеста Сержа считается очень высокою и даже лестною для него партиею, которой этот молодец
ни за
что бы не
сделал, если бы в устройстве этого брака не принимало участие самое высшее лицо в городе, имевшее особое попечение о матери Сержа.
«Если вы несчастливы и я могу что-нибудь для вас
сделать, то я
ни перед
чем не остановлюсь. Я хочу вас видеть».
Неточные совпадения
Купцы. Ей-богу! такого никто не запомнит городничего. Так все и припрятываешь в лавке, когда его завидишь. То есть, не то уж говоря, чтоб какую деликатность, всякую дрянь берет: чернослив такой,
что лет уже по семи лежит в бочке,
что у меня сиделец не будет есть, а он целую горсть туда запустит. Именины его бывают на Антона, и уж, кажись, всего нанесешь,
ни в
чем не нуждается; нет, ему еще подавай: говорит, и на Онуфрия его именины.
Что делать? и на Онуфрия несешь.
Скотинин. А движимое хотя и выдвинуто, я не челобитчик. Хлопотать я не люблю, да и боюсь. Сколько меня соседи
ни обижали, сколько убытку
ни делали, я
ни на кого не бил челом, а всякий убыток,
чем за ним ходить, сдеру с своих же крестьян, так и концы в воду.
Вереницею прошли перед ним: и Клементий, и Великанов, и Ламврокакис, и Баклан, и маркиз де Санглот, и Фердыщенко, но
что делали эти люди, о
чем они думали, какие задачи преследовали — вот этого-то именно и нельзя было определить
ни под каким видом.
Как взглянули головотяпы на князя, так и обмерли. Сидит, это, перед ними князь да умной-преумной; в ружьецо попаливает да сабелькой помахивает.
Что ни выпалит из ружьеца, то сердце насквозь прострелит,
что ни махнет сабелькой, то голова с плеч долой. А вор-новотор,
сделавши такое пакостное дело, стоит брюхо поглаживает да в бороду усмехается.
Прямая линия соблазняла его не ради того,
что она в то же время есть и кратчайшая — ему нечего было
делать с краткостью, — а ради того,
что по ней можно было весь век маршировать и
ни до
чего не домаршироваться.