Неточные совпадения
Люцернский
пастор говорил удивительную проповедь. Честь четырех кантонов для слушателей этой проповеди была воплощена в куске белого полотна
с красным крестом. Люди дрожали от ненависти к французам.
Рудин стоит посередине комнаты и
говорит,
говорит прекрасно, ни дать ни взять молодой Демосфен перед шумящим морем; взъерошенный поэт Субботин издает по временам, и как бы во сне, отрывистые восклицания; сорокалетний бурш, сын немецкого
пастора, Шеллер, прослывший между нами за глубочайшего мыслителя по милости своего вечного, ничем не нарушимого молчанья, как-то особенно торжественно безмолвствует; сам веселый Щитов, Аристофан наших сходок, утихает и только ухмыляется; два-три новичка слушают
с восторженным наслаждением…
Оно
говорило с визгливою песнью русской кухарки;
с косящимся на солнце ощипанным орлом, которого напоказ зевакам таскал летом по острову ощипанный и полуголодный мальчик;
говорило оно и
с умными глазами остриженного пуделя, танцующего в красном фраке под звуки разбитой шарманки, — со всеми и со всем умело
говорить это маленькое чуткое сердечко, и унять его говорливость, научить его молчанию не смог даже сам
пастор Абель, который, по просьбе Софьи Карловны Норк, со всех решительно сторон, глубокомысленно обсудил душевную болезнь Мани и снабдил ее книгами особенного выбора.
Андрей Васильевич встретил меня в Риге на самом вокзале, повел завтракать в парк и в первую стать рассказал свою радость.
Пастор,
с которым познакомил его Нордштрем и который «во сне
говорил одну ночь по-еврейски, а другую — по-гречески», принес ему «обновление смысла».
— Нет, не шучу; но, впрочем, Нордштрем хотел свести барона
с каким-то
пастором, который одну ночь
говорит во сне по-еврейски, а другую — по-гречески.