Неточные совпадения
В марте 743
года из Святогорского монастыря «
бежал поп Андрей Шапкин, содержавшийся в монастыре по некоторому секретному делу, — лица белого и громогласен». Его велено «смотреть накрепко» и по поимке «отослать скованна в белогородскую консисторию». А 30-го июля того же
года из Красногорского монастыря «
бежал поп Андрей Григорьев, на обличье смагловат, побит воспою, волосов скулих, мови грубой, малохрипливой,
лет ему 50,
бежал ночью». «Прислать скована».
Так, в 1743 г. сразу
бежали и в одном указе объявлены: 1) Козельского монастыря монах Мелетий Стоецкий, «волосов малих, а глазов больших, лица кругопятного»; 2) иеромонах Варлаам Климов, «мови тонклявой»; 3) из монастыря Полтавского иеродиакон Сильвестр Кульчиньский,
лет 30; 4) из Гамалеевского монастыря иеромонах Никифор, носа не великого и острого, мови швидкой, 34 л.; 5) из Глуховского монастыря монахиня Паисия, мови дроботливой и мало гугнивой, глазов серих мало подпухлых, носа долгого,
лет 45; 6) из Козелецкого монастыря монахиня Христина, мови повольнодроботливой, носа короткого,
лет 40; 7) из Черниговского Троицкого монастыря — иеромонах Иннокентий Шабулявский — в плечах толст, сам собою и руками тегуст (sic), носа острого, щедровит (ряб), бороды не широкой, козлиной (sic), спевает и читает сипко тенором; 8) из Никольского пустынного монастыря монах Исаия Куновецкий — сухопрадий (sic), око правое вейкою (sic) толсто заплыло,
лет 22; 9) из Успенского монастыря иеромонах Антоний Усманецкий, 57
лет, мови грубой; 10) монах Исаия, 31
года, без пальца на руке; 11) монах Иосей кузнец, росту малого, 40
лет; 12) Анастасий Хватовец — 31
года; 13) Калист Загоровский, русый, слащеватый, 30
лет.
Пускались бродяжить и протопопы, так, в 1747
году бывший карповский протопоп Василий Трипольский «за неотдачу в консисторию бытия своего в городе Карпове и уезде сборной ее императорского величества денежной казны окладных с церквей и неокладных с венечных памятей двести тридцати восьми рублев сорока девяти копеек от священно-служения запрещен и в том обязан подпискою», а потом «безвестно
бежал».
Лет ему 45.
В 748
году сряду публикуются два
побега, из коих один интересен по личности беглеца, а другой — по обдуманности и запасливости бежавших.
При
побегах бывали и захваты в духе удалого казачества, — так, в 1749
году, «из черниговской епархии, монастыря Николаевского, пустынно-рыхловского
бежал постриженец монах Иннокентий Руссиков, носа керпатого, на правую ногу крив, а борода только зачала пробиваться».
Лескова.).] по разным корчмам и пианствуя сего 749
года июля 21, неизвестно
бежал, который иеродиакон приметами такий: росту среднего, лица белого, круглого, носа умеренного, очей серых, волосов темно-русих, небольших, мови горкавой,
лет от роду тридцати».
Игумен Гадячского монастыря Филарет доношением митрополиту Тимофею (Щербацкому) представил, что «749
года против первого числа мая, ночной доби (ночною порою) иеродиакон Дамаскин Гаврилов, который указом его преосвященства определен был в Гадячский монастырь на неисходное житие», изошел оттуда не дверьми, но пролез инуде, — именно, он «продрался чрез ограду монастырскую и
бежал безвестно».
«Золотоношского монастыря табедний (?) Анатолий, росту великого, долгосудого (?), носа умеренного, глазов серых, посуповатый, волосов на голове долгих, рудых, бороды и усов не рудых, речи цикой (sic) литовской,
лет сроду четыредесяти, прошлого июня (1749) против 21 дня в ноче без жадной (т. е. без всякой) причины
бежал».
«Петропавловского глуховского монастыря архимандрит Никифор доношением представил, что 749 г. июля 8-го дня, во время утренни, иеродиакон Гавриил Васильев, росту среднего, лица тараканковатого (sic), носа горбатого, продолговатого, волосов светло-русых, бородки рудой и небольшой, действует и спевает тенора; ходы спешной, речи пространной, очей серых,
лет ему сроду как бы сорок, — с оного Петропавловского глуховского монастыря
бежал, и показанного беглеца, иеродиакона Гавриила, накрепко смотреть — не явился ли где, и буде явится, то его, поймав и забив в колоды, отослать в оный Петропавловский монастырь на коште оного монастыря».
«Марта против 25-го числа 750 г. из Нежинского монастыря
бежал иеродиакон Ипполит, мови литовской, спевает баска,
лет четыредесять». Поймать, «забить в колодки и прислать в Нежинский монастырь».
«Того же 750 г., ноября, против 5-го числа в почине Воскресенского монастыря Новый Иерусалим
бежал иеродиакон Марко, ходы и мови гайдамацкой,
лет тридцати». «Забить в колодки» и т. д.
«В Красногорском монастыре жил бесчинно и во всем поступал предерзостно иеродиакон Яссон, и когда наместник иеромонах Арсений послал его для допроса, он того же дня, 18-го октября 750 г., безвестно
бежал. Росту большого, волосов черных, носа долгого, мови дроботливой,
лет как бы 35-ти». Его «поймать, забить в колодки» и проч.
Того же
года 18-го июля из Песношского монастыря
бежал 50-ти-летний иеродиакон Оплечев (без имени), присланный туда за нехорошее дело из св. Сергиевой Троицкой лавры. Его тоже «поймать и забить».
«Нижегородского архангельского собора бывший протопоп Василий Иванов, сын Лутохин, в июле 1749 г., за разные показанные в указе вины послан был в Зеленогорский монастырь, а оттуда 25-го декабря 1750 г. (на самое Рождество Христово)
бежал безвестно, а приметы протопопа те: росту великого, дебел, волосом сед, борода впроседь, лицом избела красноват, долгонос, говорит сиповато, от рождения в шестьдесят
лет».
«Против 23-го января 750 г., ночью,
бежал киевского Пустынно-Николаевского монастыря постриженец в мантию, монах Паисий, росту большого, лица долговатого, глазов белых (sic) дримловатых, волосов русявых,
лет 40». «Поймать» и проч. «Августа 4-го
бежал Киево-кирилловского монастыря иеродиакон Климент, росту высокого, лица мало-зеленого, бороды невеликой».
Раскольников некрепко уберегали не в одной конторе, а они преблагополучно
бежали и из контор монастырских, — так, например, сряду же «раскольщицкий черней, Герасим», который прислан из святейшего синода конторы в контору ставропигиального Новоспасского монастыря,
бежал из конторы этого монастыря, 50
лет. Но это еще благополучие, что он никого с собою не увел, а то случалось и такое горе.
1751
года из ставропигиального Новоспасского монастыря
бежал пономарь монах Илларион, 27
лет, да содержавшийся там же раскольнический чернец Виссарион, которого велено было особенно заковать в ручные и ножные кандалы и прислать к синодальным членам; но только ему «нигде в Москве сыску не было». Кто тут кого сманил и увел: раскольничий чернец православного пономаря, или пономарь юного чернеца, — угадать нетрудно.
«Епархии ростовской и ярославской обретавшийся в Углицком монастыре, в братстве Ярославского уезда, села Николаевского, вдовый поп Алексей Григорьев, а в брянском Саввине монастыре иеромонах Вениамин —
бежали». Бежавшему «попу шестьдесят
лет».
«751
года февраля 5-го против 6-го дня из Черниговского Ильинского монастыря
бежал иеродиакон Вениамин, находившийся в должности коперштихаторской и подмовил с собою иеродиакона Нектария, находившегося в должности пекаревой. Вениамин росту мало выше среднего, собою товклив, лица островатого, щуплявого, глазами пахмурен, носа долгого посредине малогорб». Примет Нектария нет, и вообще конец указа оторван.
В том же
году, 14 мая, из Нежинского Благовещенского монастыря
бежал иеродиакон Пахомий, 25
лет, который «определен был в пономарню, в звание эклекашеское. Росту он невеликого, собою тонок, нос кирповат, спевает и читает розначо».
Так, например, в 1775
году из Лубенского монастыря, где нетленно почивает угодник божий Афанасий, сидящий, продававший казакам за деньги индульгенции, напечатанные для него в Москве по великодушию царя Алексея Михайловича, «
бежал иеродиакон Платон Савецкий, поделав значные непристойства».
779
года монахи опять
бежали группами, так что сыскивали их по одному реестру.
Иначе очень трудно объяснить
побеги иереев и иеромонахов, между коими, как мы видели, встречаются люди
лет весьма преклонных, когда кочевая жизнь «бродяги» уже очень тяжела, да и занятия работами обременительны для человека самого крепкого.
Неточные совпадения
Сергей Иванович любовался всё время красотою заглохшего от листвы леса, указывая брату то на темную с тенистой стороны, пестреющую желтыми прилистниками, готовящуюся к цвету старую липу, то на изумрудом блестящие молодые
побеги дерев нынешнего
года.
А вот пройди в это время мимо его какой-нибудь его же знакомый, имеющий чин ни слишком большой, ни слишком малый, он в ту же минуту толкнет под руку своего соседа и скажет ему, чуть не фыркнув от смеха: «Смотри, смотри, вон Чичиков, Чичиков пошел!» И потом, как ребенок, позабыв всякое приличие, должное знанию и
летам,
побежит за ним вдогонку, поддразнивая сзади и приговаривая: «Чичиков!
Меж гор, лежащих полукругом, // Пойдем туда, где ручеек, // Виясь,
бежит зеленым лугом // К реке сквозь липовый лесок. // Там соловей, весны любовник, // Всю ночь поет; цветет шиповник, // И слышен говор ключевой, — // Там виден камень гробовой // В тени двух сосен устарелых. // Пришельцу надпись говорит: // «Владимир Ленской здесь лежит, // Погибший рано смертью смелых, // В такой-то
год, таких-то
лет. // Покойся, юноша-поэт!»
Старший, Остап, начал с того свое поприще, что в первый
год еще
бежал.
— И не дал мне табаку. «Тебе, — говорит, — исполнится совершеннолетний
год, а тогда, — говорит, — специальный красный корабль… За тобой. Так как твоя участь выйти за принца. И тому, — говорит, — волшебнику верь». Но я говорю: «Буди, буди, мол, табаку-то достать». Так ведь он за мной полдороги
бежал.