Он приказал узнать, кто там кричит голосом без
радости, и ему сказали, что явилась какая-то женщина, она вся в пыли и лохмотьях, она кажется
безумной, говорит по-арабски и требует — она требует! — видеть его, повелителя трех стран света.
И вот, в час веселья, разгула, гордых воспоминаний о битвах и победах, в шуме музыки и народных игр пред палаткой царя, где прыгали бесчисленные пестрые шуты, боролись силачи, изгибались канатные плясуны, заставляя думать, что в их телах нет костей, состязаясь в ловкости убивать, фехтовали воины и шло представление со слонами, которых окрасили в красный и зеленый цвета, сделав этим одних — ужасными и смешными — других, — в этот час
радости людей Тимура, пьяных от страха пред ним, от гордости славой его, от усталости побед, и вина, и кумыса, — в этот
безумный час, вдруг, сквозь шум, как молния сквозь тучу, до ушей победителя Баязета-султана [Баязет-султан — Боязид 1, по прозвищу Йылдырым — «Молния» (1347–1402).
Но скучен мир однообразный // Сердцам, рожденным для войны, // И часто игры воли праздной // Игрой жестокой смущены. // Нередко шашки грозно блещут // В
безумной резвости пиров, // И в прах летят главы рабов, // И в
радости младенцы плещут.
Больная лежала вверх лицом, глаза ее были закрыты, безжизненное выражение лица
безумной заменилось каким-то спокойствием. Она действительно тяжело дышала. Савелий приблизился и взял ее за руку, больная взмахнула глазами: Савелий едва не вскрикнул от
радости, в глазах ее не было прежнего безумия.