Неточные совпадения
Уста мертвой
не движутся, а могильная пыль
не шевелится ни на одном мускуле ее лица, и только тяжелые веки медленно распахиваются,
открывают на мгновение злые, зеленые, лишенные всякого блеска глаза, и опять так же медленно захлопываются, но зеленые зрачки все с тою же злостью смотрят из-под верхнего века.
Нина. Я одинока. Раз в сто лет я
открываю уста, чтобы говорить, и мой голос звучит в этой пустоте уныло, и никто
не слышит… И вы, бледные огни,
не слышите меня… Под утро вас рождает гнилое болото, и вы блуждаете до зари, но без мысли, без воли, без трепетания жизни. Боясь, чтобы в вас
не возникла жизнь, отец вечной материи, дьявол, каждое мгновение в вас, как в камнях и в воде, производит обмен атомов, и вы меняетесь непрерывно. Во вселенной остается постоянным и неизменным один лишь дух.
Нимало
не медля, отправляется он в трактир, и этим
открывает свое вступление на арену истории. Через полчаса он уже смешивает Ликурга с Солоном, а Мильтиада дружески называет Марафоном. Проходит еще полчаса — и вот даже этот маскарадный разговор начинает тяготить его. Из
уст его вылетают какие-то имена, но
не Агриппины Старшей и даже
не Мессалины, а какой-то совсем неклассической Машки…
Для большей ясности романа // Здесь объявить мне вам пора, // Что страстно влюблена в улана // Была одна ее сестра. // Она, как должно, тайну эту //
Открыла Дуне по секрету. // Вам
не случалось двух сестер // Замужних слышать разговор? // О чем тут, боже справедливый, //
Не судят милые
уста! // О, русских нравов простота! // Я, право, человек нелживый — // А из-за ширмов раза два // Такие слышал я слова…
Колесница остановилась на Великой площади… Граждане обнимали воинов, слезы текли из глаз их. Марфа подала руку Михаилу с видом сердечного дружелюбия; он
не мог идти: чиновники взнесли его на железные ступени Вадимова места. Посадница
открыла тело убитого Мирослава… На бледном лице его изображалось вечное спокойствие смерти… «Счастливый юноша!» — произнесла она тихим голосом и спешила внимать Храброму Михаилу. Ксения обливала слезами хладные
уста своего друга, но сказала матери: «Будь покойна: я дочь твоя!»