Я подошел к окну и посмотрел в щель ставня: бледный, он лежал на полу, держа в правой руке пистолет; окровавленная шашка лежала возле него. Выразительные глаза его страшно вращались кругом; порою он вздрагивал и хватал себя за голову, как будто неясно припоминая вчерашнее. Я не прочел большой решимости в этом беспокойном взгляде и
сказал майору, что напрасно он не велит выломать дверь и броситься туда казакам, потому что лучше это сделать теперь, нежели после, когда он совсем опомнится.
— Этим, отец дьякон, не хвалитесь, —
сказал майор. — Особенно же вы сами сказали, что имеете слабость… прихвастнуть.
Констанция Александровна деловые приемы свои назначала обыкновенно во втором часу. Гораздо ранее этого времени Петр Петрович сидел уже на стуле в ее приемной. Он попросил доложить о себе. Лакей угрюмо покосился на него и хотел было пройти мимо; но майор тоже знал достодолжную в этих случаях сноровку и потому, подмигнув лакею, сунул ему в руку двугривенничек. Ее превосходительство выслала
сказать майору, чтоб он обождал — и Петр Петрович ждал, испытывая томительное состояние просительской скуки.
Неточные совпадения
Он, конечно, пришел познакомиться с русскими, редкими гостями здесь, как и тот
майор, адъютант губернатора, которого привел сегодня утром доктор Ведерхед…» — «Проводник ваш по колонии, —
сказал Вандик, — меня нанял ваш банкир, с двумя экипажами и с осьмью лошадьми.
По странной случайности, старый
майор внутренней стражи был честный, простой человек; он добродушно
сказал, что всему виною чиновник, присланный из Петербурга. На него все опрокинулись, его голос подавили, заглушили, его запугали и даже застыдили тем, что он хочет «погубить невинного человека».
— Вот был профессор-с — мой предшественник, — говорил мне в минуту задушевного разговора вятский полицмейстер. — Ну, конечно, эдак жить можно, только на это надобно родиться-с; это в своем роде, могу
сказать, Сеславин, Фигнер, — и глаза хромого
майора, за рану произведенного в полицмейстеры, блистали при воспоминании славного предшественника.
Рассказывая мне о своем коротком знакомстве со многими известными писателями в Петербурге,
майор называл их просто Миша, Ваня и, приглашая меня к себе завтракать и обедать, невзначай раза два
сказал мне ты.
Когда я ему
сказал, что не я один поступил в это новое служение отечеству, он вскочил со стула и вскрикнул: «Верно, все это в связи с
майором Раевским, которого пятый год держат в Тираспольской крепости и ничего не могут выпытать».