У него был только один соперник — инспектор врачебной управы Крупов, и председатель как-то действительно конфузился при нем; но авторитет Крупова далеко не был так всеобщ, особенно после того, как одна дама губернской аристократии, очень чувствительная и не менее образованная, сказала при многих свидетелях: «Я уважаю Семена Ивановича; но может ли человек понять сердце женщины, может ли понять нежные чувства души, когда он мог смотреть на мертвые тела и, может быть, касался до них рукою?» — Все
дамы согласились, что не может, и решили единогласно, что председатель уголовной палаты, не имеющий таких свирепых привычек, один способен решать вопросы нежные, где замешано сердце женщины, не говоря уже о всех прочих вопросах.
Неточные совпадения
Кузьма к этому времени совсем уже оглох и ослеп, но едва
дали ему понюхать монету рубль, как он сейчас же на все
согласился и начал выкрикивать что-то непонятное стихами Аверкиева из оперы «Рогнеда».
Согласиться на развод,
дать ей свободу значило в его понятии отнять у себя последнюю привязку к жизни детей, которых он любил, а у нее — последнюю опору на пути добра и ввергнуть ее в погибель.
Всякое движение производила она со вкусом, даже любила стихи, даже иногда мечтательно умела держать голову, — и все
согласились, что она, точно,
дама приятная во всех отношениях.
Люблю я очень это слово, // Но не могу перевести; // Оно у нас покамест ново, // И вряд ли быть ему в чести. // Оно б годилось в эпиграмме…) // Но обращаюсь к нашей
даме. // Беспечной прелестью мила, // Она сидела у стола // С блестящей Ниной Воронскою, // Сей Клеопатрою Невы; // И верно б
согласились вы, // Что Нина мраморной красою // Затмить соседку не могла, // Хоть ослепительна была.
— А если пан хочет видеться, то завтра нужно рано, так чтобы еще и солнце не всходило. Часовые
соглашаются, и один левентарь [Левентарь — начальник охраны.] обещался. Только пусть им не будет на том свете счастья! Ой, вей мир! Что это за корыстный народ! И между нами таких нет: пятьдесят червонцев я
дал каждому, а левентарю…