Неточные совпадения
Где скрывался Вадим весь этот вечер? — на темном чердаке,
простертый на соломе, лицом кверху, сложив
руки, он уносился мыслию в вечность, — ему снилось наяву давно желанное блаженство: свобода; он был дух, отчужденный от всего живущего, дух всемогущий, не желающий, не сожалеющий ни об чем, завладевший прошедшим и будущим, которое представлялось ему пестрой картиной, где он находил много смешного и ничего жалкого.
— Он на минуту замолк, его волосы стояли дыбом, глаза разгорались как уголья, и
рука,
простертая к Ольге, дрожала на воздухе; он поставил ногу на грудь мертвецу так крепко, что слышно было, как захрустели кости, и, приняв торжественный вид жреца, произнес: — Свершилось первое мое желание!
На крыльце // С подъятой лапой, как живые, // Стояли львы сторожевые, // И прямо в темной вышине // Над огражденною скалою // Кумир с
простертою рукою // Сидел на бронзовом коне.
И, обращен к нему спиною, // В неколебимой вышине, // Над возмущенною Невою // Стоит с
простертою рукою // Кумир на бронзовом коне.
Неточные совпадения
Бригадир понял, что дело зашло слишком далеко и что ему ничего другого не остается, как спрятаться в архив. Так он и поступил. Аленка тоже бросилась за ним, но случаю угодно было, чтоб дверь архива захлопнулась в ту самую минуту, когда бригадир переступил порог ее. Замок щелкнул, и Аленка осталась снаружи с
простертыми врозь
руками. В таком положении застала ее толпа; застала бледную, трепещущую всем телом, почти безумную.
Сатана представлен стоящим на верхней ступени адского трона с повелительно
простертою вперед
рукою и с мутным взором, устремленным в пространство.
В сей утомительной прогулке // Проходит час-другой, и вот // У Харитонья в переулке // Возок пред домом у ворот // Остановился. К старой тетке, // Четвертый год больной в чахотке, // Они приехали теперь. // Им настежь отворяет дверь, // В очках, в изорванном кафтане, // С чулком в
руке, седой калмык. // Встречает их в гостиной крик // Княжны,
простертой на диване. // Старушки с плачем обнялись, // И восклицанья полились.
Рассказы эти передавались без малейших прикрас и утаек, во всеуслышание, при детях, и, разумеется, сильно действовали на детское воображение. Я, например, от роду не видавши тетеньки, представлял себе ее чем-то вроде скелета (такую женщину я на картинке в книжке видел), в серо-пепельном хитоне, с
простертыми вперед
руками, концы которых были вооружены острыми когтями вместо пальцев, с зияющими впадинами вместо глаз и с вьющимися на голове змеями вместо волос.
Та начинает как бы сердиться; она замечает наконец «Augustin», она хочет сбросить ее, отогнать как навязчивую ничтожную муху, но «Mein lieber Augustin» уцепилась крепко; она весела и самоуверенна; она радостна и нахальна; и «Марсельеза» как-то вдруг ужасно глупеет: она уже не скрывает, что раздражена и обижена; это вопли негодования, это слезы и клятвы с
простертыми к провидению
руками: