Неточные совпадения
— Плутовка! если бы ты знала, как ты прекрасна: разве у стариков нет сердца, разве нет
в нем уголка, где
кровь кипит и клокочет? — а
было бы тебе хорошо! — если бы — выслушай… у меня
есть золотые серьги с крупным жемчугом, персидские платки, у меня
есть деньги, деньги, деньги…
Умы предчувствовали переворот и волновались: каждая старинная и новая жестокость господина
была записана его рабами
в книгу мщения, и только
кровь <его> могла смыть эти постыдные летописи. Люди, когда страдают, обыкновенно покорны; но если раз им удалось сбросить ношу свою, то ягненок превращается
в тигра: притесненный делается притеснителем и платит сторицею — и тогда горе побежденным!..
Друг твоего отца отрыл старинную тяжбу о землях и выиграл ее и отнял у него всё имение; я видал отца твоего перед кончиной; его седая голова неподвижная, сухая, подобная белому камню, остановила на мне пронзительный взор, где горела последняя искра жизни и ненависти… и мне она осталась
в наследство; а его проклятие живо, живо и каждый год пускает новые отрасли, и каждый год всё более окружает своею тенью семейство злодея… я не знаю, каким образом всё это сделалось… но кто, ты думаешь, кто этот нежный друг? — как, небо!..
в продолжении 17-ти лет ни один язык не шепнул ей: этот хлеб куплен ценою
крови — твоей — его
крови! и без меня, существа бедного, у которого вместо души
есть одно только ненасытимое чувство мщения, без уродливого нищего, это невинное сердце билось бы для него одною благодарностью.
Кровь кинулась Вадиму
в голову, он шепотом повторил роковую клятву и обдумывал исполнение; он готов
был ждать… он готов
был всё выносить… но сестра! если… о! тогда и она поможет ему… и без трепета он принял эту мысль; он решился завлечь ее
в свои замыслы, сделать ее орудием… решился погубить невинное сердце, которое больше чувствовало, нежели понимало… странно! он любил ее; — или не почитал ли он ненависть добродетелью?..
Вадим дико захохотал и, стараясь умолкнуть, укусил нижнюю губу свою, так крепко, что
кровь потекла; он похож
был в это мгновенье на вампира, глядящего на издыхающую жертву.
Кто из вас бывал на берегах светлой <Суры>? — кто из вас смотрелся
в ее волны, бедные воспоминаньями, богатые природным, собственным блеском! — читатель! не они ли
были свидетелями твоего счастия или кровавой гибели твоих прадедов!.. но нет!.. волна, окропленная слезами твоего восторга или их
кровью, теперь далеко
в море, странствует без цели и надежды или
в минуту гнева расшиблась об утес гранитный!
И догадался; — с досадой смотрел он на веселую толпу и думал о будущем, рассчитывал дни, сквозь зубы бормотал какие-то упреки… и потом, обратившись к дому… сказал: так точно! слух этот не лжив… через несколько недель здесь
будет кровь, и больше; почему они не заплотят за долголетнее веселье одним днем страдания, когда другие, после бесчисленных мук, не получают ни одной минуты счастья!.. для чего они любимцы неба, а не я! — о, создатель, если б ты меня любил — как сына, — нет, — как приемыша… половина моей благодарности перевесила бы все их молитвы… — но ты меня проклял
в час рождения… и я прокляну твое владычество,
в час моей кончины…
Эти самые люди готовились проливать
кровь завтра, нынче! и они, крестясь и кланяясь
в землю, поталкивали друг друга, если замечали возле себя дворянина, и готовы
были растерзать его на месте; — но еще не смели; еще ни один казак не привозил кровавых приказаний
в окружные деревни.
Ее
кровь —
была его
кровь, ее жизнь —
была ему
в тысячу раз дороже собственной жизни, но ее счастье — не
было его счастьем; потому что она любила другого, прекрасного юношу; а он, безобразный, хромой, горбатый, не умел заслужить даже братской нежности; он, который любил ее одну
в целом божьем мире, ее одну, — который за первое непритворное, искреннее: люблю — с восторгом бросил бы к ее ногам всё, что имел, свое сокровище, свой кумир — свою ненависть!.. Теперь
было поздно.
Они
были душа этого огромного тела — потому что нищета душа порока и преступлений; теперь настал час их торжества; теперь они могли
в свою очередь насмеяться над богатством, теперь они превратили свои лохмотья
в царские одежды и
кровью смывали с них пятна грязи; это
был пурпур
в своем роде; чем менее они надеялись повелевать, тем ужаснее
было их царствование; надобно же вознаградить целую жизнь страданий хотя одной минутой торжества; нанести хотя один удар тому, чье каждое слово
было — обида, один — но смертельный.
— Вестимо… Послушай, брат Вадим, — продолжал четвертый, огромный детина, черномазый, с налитыми
кровью глазами — где наш барин-то!.. не удрал бы он… а жаль бы
было упустить… уж я бы его попотчевал… он и
в могилу бы у меня с оскоминою лег…
Между тем заботы службы, новые лица, новые мысли победили
в сердце Юрия первую любовь, изгладили
в его сердце первое впечатление… слава! вот его кумир! — война вот его наслаждение!.. поход! —
в Турцию… о как он упитает
кровью неверных свою острую шпагу, как гордо он станет попирать разрубленные низверженные чалмы поклонников корана!.. как счастлив он
будет, когда сам Суворов ударит его по плечу и молвит: молодец! хват… лучше меня! помилуй бог!..
Юрий спал… но вдруг, как ужаленный скорпионом, пробудился; на него
были устремлены два черные глаза и светлый кинжал!.. ад и проклятие!.. еще вчера он ненасытно лобзал эти очи, еще вчера за эту маленькую ручку он бы отдал всё свое имущество!..
в одно мгновение вырвал он у Зары смертоносное орудие и кинул далеко от себя; но турчанка не испугалась, не смутилась… она тихо отошла, сложила руки, склонила голову на грудь, готовая принять заслуженную казнь, готовая слушать безмолвно все упреки, все обиды… о,
в ней точно кипела южная
кровь!..
— Если хотите
быть моим отцом, иметь во мне покорного сына, то вообразите себе, что эта девушка такая неприкосновенная святыня, на которой самое ваше дыхание оставит вечные пятна. Вы меня поняли… простите меня: моя
кровь кипит при одной мысли — я не меряю слова на аршин приличий… вы согласились на мое предложение?
в противном случае… всё, всё забыто! уважение имеет границы, а любовь — никаких!
— Тащи выше! —
было приказание Орленки, и
в две минуты она поднялась от земли на аршин… глаза ее налились
кровью, стиснув зубы, она старалась удерживать невольные крики… палачи опять остановились, и Вадим сделал знак Орленке, который его тотчас понял. Солдатку разули; под ногами ее разложили кучку горячих угольев… от жару и боли
в ногах ее начались судороги — и она громко застонала, моля о пощаде.
Главные качества Степана Аркадьича, заслужившие ему это общее уважение по службе, состояли, во-первых, в чрезвычайной снисходительности к людям, основанной в нем на сознании своих недостатков; во-вторых, в совершенной либеральности, не той, про которую он вычитал в газетах, но той, что у него
была в крови и с которою он совершенно равно и одинаково относился ко всем людям, какого бы состояния и звания они ни были, и в-третьих — главное — в совершенном равнодушии к тому делу, которым он занимался, вследствие чего он никогда не увлекался и не делал ошибок.
Этой части города он не знал, шел наугад, снова повернул в какую-то улицу и наткнулся на группу рабочих, двое были удобно, головами друг к другу, положены к стене, под окна дома, лицо одного — покрыто шапкой: другой, небритый, желтоусый, застывшими глазами смотрел в сизое небо, оно крошилось снегом; на каменной ступени крыльца сидел пожилой человек в серебряных очках, толстая женщина, стоя на коленях, перевязывала ему ногу выше ступни, ступня
была в крови, точно в красном носке, человек шевелил пальцами ноги, говоря негромко, неуверенно:
Неточные совпадения
— Не знаю я, Матренушка. // Покамест тягу страшную // Поднять-то поднял он, // Да
в землю сам ушел по грудь // С натуги! По лицу его // Не слезы —
кровь течет! // Не знаю, не придумаю, // Что
будет? Богу ведомо! // А про себя скажу: // Как выли вьюги зимние, // Как ныли кости старые, // Лежал я на печи; // Полеживал, подумывал: // Куда ты, сила, делася? // На что ты пригодилася? — // Под розгами, под палками // По мелочам ушла!
С ними происходило что-то совсем необыкновенное. Постепенно,
в глазах у всех солдатики начали наливаться
кровью. Глаза их, доселе неподвижные, вдруг стали вращаться и выражать гнев; усы, нарисованные вкривь и вкось, встали на свои места и начали шевелиться; губы, представлявшие тонкую розовую черту, которая от бывших дождей почти уже смылась, оттопырились и изъявляли намерение нечто произнести. Появились ноздри, о которых прежде и
в помине не
было, и начали раздуваться и свидетельствовать о нетерпении.
3) Великанов, Иван Матвеевич. Обложил
в свою пользу жителей данью по три копейки с души, предварительно утопив
в реке экономии директора. Перебил
в кровь многих капитан-исправников.
В 1740 году,
в царствование кроткия Елисавет,
был уличен
в любовной связи с Авдотьей Лопухиной, бит кнутом и, по урезании языка, сослан
в заточение
в чердынский острог.
"Сего 17-го сентября, после трудного, но славного девятидневного похода, совершилось всерадостнейшее и вожделеннейшее событие. Горчица утверждена повсеместно и навсегда, причем не
было произведено
в расход ни единой капли
крови".
Да хоть бы он принц
крови был, моя дочь ни
в ком не нуждается!