Неточные совпадения
Ильза, вошедши в комнату, подняла сухощавую руку над головой Аделаиды, наклонившейся в глубоком смирении, и, не
зная, какое приличное варварское
имя дать волшебнице, нашлась, однако ж, следующим образом...
— Подожди еще гореть ты, Ринген! подожди, пока месть Елисаветы Трейман не погуляла в тебе! — говорила Ильза, приближаясь вторично в один и тот же день к Гельмету. Поутру она была пешая: теперь катила на своей походной тележке, далеко упреждавшей о себе стуком по битой дороге. Стражи окликнули маркитантшу; но,
узнав любимицу свою, тотчас ее пропустили и доложили ей
именем Мурзенки, что он, взяв проводника, поскакал опустошать окрестные замки и что к утру ждет ее в Рингене.
— У моего благодетеля не было тогда
имени, но я
узнаю его теперь. Безыменный были вы — мой второй отец!
При этом
имени Густав вздрогнул, потер себе лоб рукою, озирался, как бы не
знал, где он находится и что с ним делается. Паткуль повторил ему свое замечание, и он схватил опять записку Луизы. Действительно была на ней следующая отметка: «Я читал это письмо и возвращаю его по принадлежности. Будь счастлив, Густав, повторяю, — вместе с Луизою. Благодарю Бога, что еще время. Давно бы открыться тебе брату и другу твоему Адольфу Т.».
«Я, кажется, сказал вам в начале письма, что не писал бы к вам так скоро после свидания нашего, если бы не просила меня об этом убедительно одна несчастная женщина, которой
имя узнаете из содержания этого письма и в судьбе которой, как она мне изъяснила, вы принимаете такое же искреннее, живое участие, как и в судьбе моей воспитанницы.
Один человек (
имени его не скажу) дал мне
знать о вашем намерении познакомиться с духом долины, и мы поспешили исполнить ваше желание.
Невольно содрогнулась она от этих слов, заплакала и бросилась к нему на грудь. Она не чувствовала к нему особенной любви, но привыкла к нему, уважала его, как покровителя, брата, друга;
знала, что он к ней привязан; носила уже его
имя — и потерять его было для нее тяжело. Разными обманами старались ее успокоить. Друзья расстались.
— Письмом от
имени моего попросите его величество кесаря [Известно, что в отсутствие государя Ромодановский уполномочен был правами царскими и носил титло кесаря.] обнародовать указ о прощении Последнего Новика ради его заслуг нам и отечеству; пошлите приятеля Мурзу отыскать его по Чуди — кстати, не удастся ли где прихлопнуть нагайкою шведского комара — и дайте
знать во дворцовый приказ, чтобы отписали Владимиру сыну Кропотова, десять дворов в Софьине; но горе ему, если он… захочет отыскивать себе другой род, кроме Кропотова!..
Стрельцы мои называли меня своим атаманом: это
имя льстило мне некоторое время, но,
узнав, что есть
имя выше этого, я хотел быть тем, чем выше не бывают на земле. Наслышась о золотых главах московских церквей, о белокаменных палатах престольного города, я требовал, чтобы меня свезли туда, а когда мне в этом отказали, сказал: „Дайте мне вырасти; я заполоню Москву и сяду в ней набольшим; тогда велю казнить всех вас!..” Так-то своевольная душа моя с ранних лет просилась на беды!
Предмет зависти боярских детей, окруженный довольством и негою, утешая царевну и придворных ее игрою на гуслях и пением, нередко, среди детских игр, похищая пыл первой страсти с уст прекрасных женщин, которые обращались тем свободнее со мною, что не опасались ни лет моих, ни ревнивого надзора родственников, не дерзавших следовать за ними ко двору властолюбивой правительницы; вознагражденный тайною любви одной прекрасной, умной, чувствительной женщины, которой
имя знает и будет
знать только один Бог, — на таком пиру жизни я не мог желать ничего, кроме продолжения его.
Семь лет ему ничего не было известно обо мне, кроме моего
имени и мнимого моего отечества, Выборга; но слепец внутренними очами прочел мои тайные страдания,
узнал из моих бесед о России (в которой, по словам моим, я столько странствовал),
узнал, что она мое отечество, и похитил заключенные в сердце моем роковые
имена людей, имевших сильное влияние на жизнь мою.
Нет нужды сказывать вам мое
имя; оно покуда останется для вас тайною. Довольно вам
знать, что я приятель вашего брата, что он, быв неожиданно потребован королем, с которым и отправился в Польшу, не успел, по этому случаю, кончить письмо свое к вам и просил меня сделать это вместо него. Исполняю волю вашего брата; продолжаю его повествование и сказанными путями отправляю письмо к вам.
Сначала
знали ее под
именем Катерины Скавронской —
именем, которое угодно было государю ей придать.
«Позволено ли нам, бедным жителям земли, быть так дерзкими, чтобы спросить вас, о чем мечтаете?» — «Где находятся те счастливые места, в которых порхает мысль ваша?» — «Можно ли
знать имя той, которая погрузила вас в эту сладкую долину задумчивости?» Но он отвечал на все решительным невниманием, и приятные фразы канули, как в воду.
Неточные совпадения
Скотинин. А смею ли спросить, государь мой, —
имени и отчества не
знаю, — в деревеньках ваших водятся ли свинки?
Зная, что что-то случилось, но не
зная, что именно, Вронский испытывал мучительную тревогу и, надеясь
узнать что-нибудь, пошел в ложу брата. Нарочно выбрав противоположный от ложи Анны пролет партера, он, выходя, столкнулся с бывшим полковым командиром своим, говорившим с двумя знакомыми. Вронский слышал, как было произнесено
имя Карениных, и заметил, как поспешил полковой командир громко назвать Вронского, значительно взглянув на говоривших.
Левин только что собирался вступить в разговор со старым лакеем, как секретарь дворянской опеки, старичок, имевший специальность
знать всех дворян губернии по
имени и отчеству, развлек его.
— Я игнорирую это до тех пор, пока свет не
знает этого, пока мое
имя не опозорено.
— Кажется,
знаю. Или нет…. Право, не помню, — рассеянно отвечал Вронский, смутно представляя себе при
имени Карениной что-то чопорное и скучное.