Неточные совпадения
Один, преклонив голову к колесу, спит; другой перевязывает товарищу
руку; далее, ближе к корме, два
воина, со слезами на глазах, берутся за голову и ноги, по-видимому, умершего товарища и собираются бросить его в речную могилу, уносящую столь же быстро, как время, все, что ей ни поверят.
Необходимо только, чтобы все эти земли явились в трудолюбивых руках, и именно в
руках воинов, поработавших для водворения здесь русского владычества.
Едва первый луч солнца блеснул в вершинах дубровных, как враги стремительно бросились к столице; сошлись войска, и солнце осветило страшную битву, где кровь иноплеменных мешалась с кровью христианской и трупы валялись кучами. Ожесточенный враг наступал сильно, но Десница Вышнего покрыла щитом своим и столицу, и войска, ополчила
руки воинов на врага строптивого и укрепила мышцы их: враг не коснулся места освященного и, подобно Мамаю, со стыдом и злобою бессильною, отступил от столицы.
Неточные совпадения
На верху лестницы они нашли богато убранного, всего с ног до головы вооруженного
воина, державшего в
руке молитвенник.
—
Воинов, — глубоким басом, неохотно назвал себя лысый; пожимая его холодную жесткую
руку, Самгин видел над своим лицом круглые, воловьи глаза, странные глаза, прикрытые синеватым туманом, тусклый взгляд их был сосредоточен на конце хрящеватого, длинного носа. Он согнулся пополам, сел и так осторожно вытянул длинные ноги, точно боялся, что они оторвутся. На узких его плечах френч, на ногах — галифе, толстые спортивные чулки и уродливые ботинки с толстой подошвой.
Он был сильно пьян, покачивался,
руки его действовали неверно, ветка не отрывалась, — тогда он стал вытаскивать саблю из ножен. Самгин встал со стула, сообразив, что, если
воин начнет пилить или рубить лавр… Самгин поспешно шагнул прочь, остановился у окна.
Его мантия, застегнутая на груди, не столько военный плащ, сколько риза воина-первосвященника, prophetare. [пророка-царя (лат.).] Когда он поднимает
руку, от него ждут благословения и привета, а не военного приказа.
После ссылки я его мельком встретил в Петербурге и нашел его очень изменившимся. Убеждения свои он сохранил, но он их сохранил, как
воин не выпускает меча из
руки, чувствуя, что сам ранен навылет. Он был задумчив, изнурен и сухо смотрел вперед. Таким я его застал в Москве в 1842 году; обстоятельства его несколько поправились, труды его были оценены, но все это пришло поздно — это эполеты Полежаева, это прощение Кольрейфа, сделанное не русским царем, а русскою жизнию.