Неточные совпадения
Сквозь дым, по избе расстилавшийся, можно было еще различить доску на двух
пнях, заменявшую
стол, на ней чашу с какою-то похлебкою, тут же валяную белую шапку и топор, раскиданную по земле посуду, корыто для корма свиней, в углу развалившуюся свинью с семьею новорожденных, а около
стола самого хозяина-латыша, вероятно только что пришедшего с ночного дозора, и жену его.
С ним была чернильница и все принадлежности для письма. Из хижины вынесена доска и поставлена на два
пня: она служила письменным
столом. Послание было наскоро изготовлено, отдано одному из солдат, который казался более надежным, и привязано ему на крест. Служивые выпровожены с благословением на дорогу к Менцену, дав клятву исполнить сделанное им поручение. С другой стороны, начальник раскольников, довольный своими замыслами, отправился с братьею, куда счел надежнее.
Неточные совпадения
Вдовы Клико или Моэта // Благословенное вино // В бутылке мерзлой для поэта // На
стол тотчас принесено. // Оно сверкает Ипокреной; // Оно своей игрой и
пеной // (Подобием того-сего) // Меня пленяло: за него // Последний бедный лепт, бывало, // Давал я. Помните ль, друзья? // Его волшебная струя // Рождала глупостей не мало, // А сколько шуток и стихов, // И споров, и веселых снов!
Посреди
стола и поперек его, на блюде, в
пене сметаны и тертого хрена лежал, весело улыбаясь, поросенок, с трех сторон его окружали золотисто поджаренный гусь, индейка и солидный окорок ветчины.
Помимо отталкивающего впечатления всякого трупа, Петр Григорьич, в то же утро положенный лакеями на
стол в огромном танцевальном зале и уже одетый в свой павловский мундир, лосиные штаны и вычищенные ботфорты, представлял что-то необыкновенно мрачное и устрашающее: огромные ступни его ног, начавшие окостеневать, перпендикулярно торчали; лицо Петра Григорьича не похудело, но только почернело еще более и исказилось; из скривленного и немного открытого в одной стороне рта сочилась белая
пена; подстриженные усы и короткие волосы на голове ощетинились; закрытые глаза ввалились; обе руки, сжатые в кулаки, как бы говорили, что последнее земное чувство Крапчика было гнев!
Добрую треть пространства занимали
столы, накрытые белейшими, как
пена морская, скатертями; столы-сады, так как все они сияли ворохами свежих цветов.
Мне следовало быть на палубе: второй матрос «Эспаньолы» ушел к любовнице, а шкипер и его брат сидели в трактире, — но было холодно и мерзко вверху. Наш кубрик был простой дощатой норой с двумя настилами из голых досок и сельдяной бочкой-столом. Я размышлял о красивых комнатах, где тепло, нет блох. Затем я обдумал только что слышанный разговор. Он встревожил меня, — как будете встревожены вы, если вам скажут, что в соседнем саду опустилась жар-птица или расцвел розами старый
пень.