— Павел Иванович, все равно: и с имуществом, и со всем, что ни есть на свете, вы должны проститься. Вы подпали под
неумолимый закон, а не под власть какого человека.
Таков
неумолимый закон судеб! Как часто человек, в пылу непредусмотрительной гордыни, сулит содрать шкуру со всего живущего — и вдруг — открывается трап, и он сам проваливается в преисподнюю… Из ликующего делается стенящим, — а те, которые вчера ожидали содрания кожи, внезапно расправляют крылья и начинают дразниться: что, взял? гриб съел! Ах, господа, господа! а что, ежели…
— А вот хоть бы то, что мы сейчас идем. Ты думаешь, что все так просто: встретились случайно с какими-то барышнями, получили приглашение на журфикс и пошли… Как бы не так! Мы не сами идем, а нас толкает
неумолимый закон… Да, закон, который гласит коротко и ясно: на четырех петербургских мужчин приходится всего одна петербургская женщина. И вот мы идем, повинуясь закону судеб, влекомые наглядной арифметической несообразностью…
— У матушки-царицы все равны… — холодно заметила она, — а тем паче те, кои ей служат… Подлыми она не называет своих верноподданных… Подлые перед ней те, кто подло поступают! Тех постигает кара
неумолимого закона.
Неточные совпадения
Тут только и теперь только стал Чичиков понемногу выпутываться из-под суровых
законов воздержанья и
неумолимого своего самоотверженья.
Природа мерещится при взгляде на эту картину в виде какого-то огромного,
неумолимого и немого зверя, или, вернее, гораздо вернее сказать, хоть и странно, — в виде какой-нибудь громадной машины новейшего устройства, которая бессмысленно захватила, раздробила и поглотила в себя, глухо и бесчувственно, великое и бесценное существо — такое существо, которое одно стоило всей природы и всех
законов ее, всей земли, которая и создавалась-то, может быть, единственно для одного только появления этого существа!
Какая, однако ж, загадочная, запутанная среда! Какие жестокие,
неумолимые нравы! До какой поразительной простоты форм доведен здесь
закон борьбы за существование! Горе «дуракам»! Горе простецам, кои «с суконным рылом» суются в калашный ряд чай пить! Горе «карасям», дремлющим в неведении, что провиденциальное их назначение заключается в том, чтоб служить кормом для щук, наполняющих омут жизненных основ!
— Нет, друг мой, не могу: у меня слово —
закон! — отрезал
неумолимый Осип Иваныч, торопливо шагая к караванной конторе.
Без цели за него идет у нас борьба, // Теперь бы отдохнуть могли мы; // Влияний наших нет — влечет его судьба // И неизбежности
закон неумолимый!