Неточные совпадения
День прошел в отдохновении. В стане молились, пировали, пели песни, меняли и продавали добычу. Офицеры разбирали по рукам пленников и пленниц, назначали их в подарок родственникам и
друзьям, в России находившимся, или тут же передавали, подобно ходячей монете, однокорытникам,
для которых не было ничего заветного.
Ночь на семнадцатое — последняя
для многих в русском и шведском войсках. Как тяжелый свинец, пали на грудь иных смутные видения;
другие спали крепко и сладко за несколько часов до борьбы с вечным сном. Ум, страсти, честь, страх царского гнева, надежда на милости государевы и, по временам, любовь к отечеству работали в душе вождей.
— Он у своего места; мы к нему идем, — отвечала Ильза. — Работай,
друг! И я
для тебя довольно поработала! Пора и награду!.. Мне Ринген, погибель злодея, его страдания; Вольдемару…
— Господин генерал-кригскомиссар! Я только теперь признаю вас таким, — произнесла баронесса с видимым смирением. — Вы победили меня. Горжусь, по крайней мере, тем, что, имев дело с могучим царем Алексеевичем и умнейшим министром нашего века, едва не разрушила побед одного и смелой политики
другого. Надеюсь, что
для изображения этой борьбы история уделит одну страничку лифляндке Зегевольд.
Оставь
для других свою хитросплетенную речь.
С ним была чернильница и все принадлежности
для письма. Из хижины вынесена доска и поставлена на два пня: она служила письменным столом. Послание было наскоро изготовлено, отдано одному из солдат, который казался более надежным, и привязано ему на крест. Служивые выпровожены с благословением на дорогу к Менцену, дав клятву исполнить сделанное им поручение. С
другой стороны, начальник раскольников, довольный своими замыслами, отправился с братьею, куда счел надежнее.
— Не думай,
друг, чтобы я не понимал тебя и не умел ценить. Чувствую, что ты сделал
для меня,
для России, и стараюсь отблагодарить тебя. Не предлагаю тебе денег: это цена заслуг Никласзона. Вот свидетельство за подписью Шереметева. В этой бумаге означено, чем обязан тебе царь русский. Поздравляю тебя с паспортом в твою родину.
Оно к тебе адресовано, милый
друг, и запечатлено именем,
для тебя драгоценным.
— Московиты заполонили нашу Лифляндию, если позволят нам еще так называть ее, заполонили, говорю тебе, по милости нашего всемилостивейшего государя и отца, который
для своей славы ловит мух в Польше, между тем как мы бедствуем, преданные невежеству, презрению, беспечности синих наших
друзей или владык.
Свадьба и похороны были так смежны, неизвестность, окружавшая наших
друзей, так страшна, что нельзя было им не задуматься над бедностью здешнего мира. Штык-юнкер Готтлиг вывел их из этой задумчивости, донеся цейгмейстеру, что волю его обещали исполнить, но что, против чаяния, когда он, Готтлиг, причалил лодку свою к берегу острова, войска русские начали становиться на плоты, вероятно,
для штурмования замка.
— В
другой раз не будут ошибаться! — сказал хладнокровно цейгмейстер. — Я требую, чтобы из этих самых плотов сделали мост
для перехода мариенбургских жителей, которых я взял под свою защиту!
Невольно содрогнулась она от этих слов, заплакала и бросилась к нему на грудь. Она не чувствовала к нему особенной любви, но привыкла к нему, уважала его, как покровителя, брата,
друга; знала, что он к ней привязан; носила уже его имя — и потерять его было
для нее тяжело. Разными обманами старались ее успокоить.
Друзья расстались.
Что собралось седьмого мая так много народа на острове Луст-Эланд, прежде столь пустом? Бывало, одни чухонские рыбаки кое-где копышились на берегу его, расстилая свои сети, или разве однажды в год егери графа Оксенштирна, которому этот остров с
другими окружными принадлежал, заходили в хижину, единственную на острове,
для складки убитых зверей и
для отдыха. По зеленым мундирам узнаю в них русских и — гвардейцев по золотым галунам, на которых солнце горит ярко.
Великий мыслит — и бысть!.. Что
для других игра воображения, то
для него подвиг.
— Так мы кстати столкнулись: авось высечем огонь! Вот в чем дело. Дошли до меня весточки в некоей конфиденции… а с какой стороны ветер дул, не могу тебе поведать — в
другое время, ты знаешь, я с своих плеч снял бы
для тебя рубашку, — вот изволишь видеть, кум, дошли до меня весточки, что ты под Мариенбургом спровадил какого-то голяка, шведского пленного, куда, на какую потребу, бог весть!..
По крайней мере, часть себя хочу оставить на родине. Пусть частью этой будет повесть моей жизни, начертанная в следующих строках. Рассказ мой будет краток; не утомлю никого изображением своих страданий. Описывая их, желаю, чтобы мои соотечественники не проклинали хоть моей памяти. Я трудился
для них много, так много сам любил их!
Друзья! помяните меня в своих молитвах…
Для других неприятен крик этой птицы, но я, в каких странах ни слышал ее голос, всегда чувствовал в груди сладостное томление, задумывался о родине, о райских, невозвратных днях детства и слезами кропил эти воспоминания.
Мне пришло на мысль, что
для спасения моего хотят заменить меня
другим, что этот
другой вместо меня должен положить свою голову на плаху, и я сначала поколебался было исполнить волю незнакомца; но любовь к жизни превозмогла — я предался своему избавителю.
Когда я хотел узнать, каким образом могли заменить меня
другим в тюрьме и на плахе, избавитель мой объяснил мне, что мой двойник был один из моих товарищей, прискакавший со мною к Троице
для убиения царя, что Андрей Денисов, приехавший вслед за мною по приказанию Софии Алексеевны, нашел его у постоялого двора в таком мертвом опьянении, что, если бы вороны глаза у него клевали, он не чувствовал бы ничего.
На этом месте остановился чтец, как
для того, чтобы отдохнуть, так и дать своим товарищам сообразить рассказ Новика со слухами о происшествиях тогдашнего времени. Исполнив то и
другое, принялись снова за чтение.
Не оставалось сомнения
для друзей Последнего Новика, что он или убит раскольниками и растерзан волками, или просто сделался жертвою последних.
Хиромантия [Хиромантия — гадание по линиям на ладонях рук.], которую, как известно тебе, любил этот необыкновенный человек, похищала также немало времени из жизни столько деятельной, которая бы могла быть столько полезною
для его отечества, если бы своекорыстные расчеты одного короля и мщение
другого не отняли его у нашей бедной Лифляндии.
На предложение духовника сделать перед смертью какое-либо письменное распоряжение дядюшка попросил бумаги и прибор
для письма и, когда подали ему то и
другое, продиктовал Гагену духовное завещание, которым отказывал третью часть своего движимого имущества [Почти все имущество его находилось в долгу за Августом, который никогда не думал уплатить его.
Густав, прочтя описание последних дней жизни своего дяди, возненавидел Карла и просился немедленно в русскую службу. Следствием этого прошения был вызов его в Москву. Здесь нашел он многих соотечественников своих из лучших фамилий, снискивавших себе пропитание разными искусствами. Иные давали уроки танцевания,
другие учили чистописанию, языкам и математике. Несколько приятелей своих застал он в разрисовке стекол
для подмосковного села Покровского.