Неточные совпадения
Баталион
останавливается, укрепляется на одном месте и на смертном расстоянии обдает огнем нестройные толпы.
Полки фон Вердена и Боура, без команды своих начальников,
останавливаются и оборачивают коней.
Вскоре поравнялись они с гуммельсгофскою горою, над которой качалось облако порохового дыму. Обошед ее, путники
остановились в одной из ближайших к ней рощей, откуда можно было видеть все, что происходило в лощине.
— Густав! — закричал русский офицер. — Именем Луизы
остановись. (Будто околдованный этими словами, Густав опустил руку.) Видишь, храбрые твои товарищи сдаются в плен.
Не было зова новым гостям, не было и отказа; но без того и другого вошли они в избу. Это были русские раскольники. Впереди брел сутуловатый старичок; в глазах его из-под густых седых бровей просвечивала радость. За ним следовал чернец с ужимками смирения. Трое суровых мужиков, при топорах и фонаре за поясом,
остановились у двери.
Андрей Денисов
остановился, опять с сожалением долго осматривал Владимира и продолжал...
Глаза Владимира
остановились на подписи. Равнодушный к имени Софии в устах коварного старца, он теперь приложился устами к этому имени, начертанному ее собственной рукой. Как часто эта рука ласкала его!.. Тысячи сладких воспоминаний втеснились в его душу; долго, очень долго вилась цветочная цепь их, пока наконец не оборвалась на памяти ужасного злодеяния… Здесь он, как бы опомнившись, повел ладонью по горевшему лбу и произнес с ужасом...
Тут солдаты
остановились, изготовили свои мушкеты к бою, тронулись, опять тихим шагом, и, поравнявшись с раскольниками, оба разом крикнули молодецки...
Никласзон, чутьем узнавший о приезде своего высокого доверителя и бежавший сломя голову, чтобы его встретить, вдруг
остановился; но, видя опять, что он не помеха, сделал несколько шагов вперед, превратился весь душою и телом в поклон и спешил поздравить его превосходительство с благополучным прибытием в свою резиденцию после таких трудов и одержания столь знаменитой победы над Карлом XII.
Наконец они
остановились.
Немногими днями позже, утром, Владимир, пройдя Саарамойзу [Ныне Царское Село.], к удивлению его, не опустошенную,
остановился на высоте, ближайшей к Неве, где сходились дороги из Ямбурга и Новгорода, недавно проложенные.
От подошвы горы, на которой
остановился Владимир, шла торная дорога в Ниеншанц: множество троп, разыгрывавшихся влево и вправо, вело через болота и леса к берегу моря и Невы. Подумав несколько, по которой ему идти, он назначил себе тропу, поворачивавшую тотчас с битой дороги влево.
Авраам, молча, берет его за руку, ведет в чащу леса,
останавливается, указывает на огненное пятно, видимое вдали в лесу ж, и, пользуясь безумным положением, в которое ввергнул несчастного, скрывается за деревьями.
Вдруг слышит он плеск весел… плывет множество лодок… поравнялись с ним…
остановились…
Лодки плыли самою тихою греблею; несколько раз приказано было им
останавливаться.
По сказке пленных, оба судна отправлены были к Ниеншанцам с письмами от начальника шведской эскадры и потому так беспечно
остановились у острова, что обмануты были дружескими сигнальными ответами из крепостцы.
Невольно содрогнулся я и
остановился посреди церкви.
Петр
останавливается; то грозно смотрит на меня, то ищет, чем оборониться.
На этом месте
остановился чтец, как для того, чтобы отдохнуть, так и дать своим товарищам сообразить рассказ Новика со слухами о происшествиях тогдашнего времени. Исполнив то и другое, принялись снова за чтение.
При виде моего спутника они
останавливались, испрашивали его советов, помощи и никогда не оставались без того и другого.
Он нередко
останавливался на пути своем, скидал шапку, как бы мыслил о святыне, осматривался кругом; казалось, то любовался зрелищем Москвы, возносившей золотые главы своих церквей из бесконечного табора домов, то восторженным взором преследовал блестящие излучины Москвы-реки и красивые берега ее, то прислушивался к звону колоколов.
„Это страх действует! это мечта!” — думает она и пилит, сколько сил достает. Уже кольцо едва держится в цепи. Она просит Паткуля рвануть его ногою. Он исполняет ее волю; но звено не ломается. Роза опять за работу. У пленника пилка идет успешнее: другая связь в окне распилена; бечевка через него заброшена; слышно, что ее поймали… что ее привязывают… Роза собирает последние силы… вот пила то пойдет, то
остановится, как страхом задержанное дыханье… вот несколько движений — и…
На этих чертах
останавливался страстный взор любовника; эти черные косы расплетала, резвясь, его рука или нежилась в шелковых кудрях; на этих устах упивалась любовь; эту ногу покрывали жаркие поцелуи — а теперь… служитель Ескулапа бормочет над Розою отходную латынь, и от всего, что она была, несет мертвецом.
Капитан, смущенный этим восклицанием,
остановился было среди своей речи, но, тотчас оправившись, продолжал...
Церемония
остановилась; мы все перепугались, но всех более Фюренгоф.
— На чем же я
остановился?
Белое, простое платьице, обвивавшее стан, стройно перехваченный, придавало ей какое-то эфирное свойство, тем более что она, опрометью вбежав в комнату и, вероятно, не думав никого найти, кроме пастора и Бира, вдруг, при виде нового лица,
остановилась, отдала назад свою прелестную голову и приподнялась на цыпочках.
Было к семи часам вечера. Кареты поравнялись с Симоновым монастырем. Императрица, наслышавшись, что с площадки над трапезною церковью вид на Москву и окрестности очарователен, приказала
остановиться у ворот монастырских. Архимандрит, увидя государев экипаж, поспешил встретить высоких гостей.