Прибавьте к этому пламенное воображение и кипучую кровь, весь этот человеческий волканизм, с одной стороны, с другой — примешайте вкрадчивую любезность, ум, страсть в каждом движении и звуке голоса — и рецепт любви готов. Маленький доктор, в блондиновом паричке и с двумя крылышками за плечами,
попав раз к таким пациентам, то и дело посещает их и каждый раз, очинивши исправно свое перо, пишет на сигнатурке: repetatur [Повторить (лат.).] прибавить того, усилить сего.
Неточные совпадения
«Бедная! как сладко
спишь ты! — подумала служанка. — Может статься, видишь своего полюбовника во сне и не ведаешь, что против тебя замышляют. И я, окаянная,
попала к тебе на этот
раз! Что ж? кабы не я, сделала бы это другая».
— Некстати тешиться, Агафоныч, — сказал другой, слезая сзади дровней. — Вот этак
раз… Да что за чудо?.. посмотри-ка по набережной… Сердце так и
упало.
«Вдруг из княжон в цыганки! Каково так
упасть?» — повторяет про себя Мариула и просит вновь своего товарища, слугу и друга помочь ее горю. Только ему одному поверила она частью свою тайну: душа его для тайны Мариулы, как крыша гробовая —
раз заколоченная, не открывается ни для кого.
Выходка Волынского предвещала грозу. Девятый вал набегал в душе его. Он вошел в залу, но, увидав за собой Миниха, остановился, чтобы дать ему дорогу. Этого военного царедворца уважал он, как героя, пожавшего еще недавно для России завидные лавры, как умного, истинно полезного государству человека и как сильного, честолюбивого соперника Бирона, уже
раз восставшего против него и вперед неизбежного. Только Миних и Волынской могли
попасть в любимцы к государыне; Остермана она только всегда уважала.
Миних, усмехаясь, пожал руку Волынскому и шепнул ему, чтобы он был осторожнее; но благородное негодование кабинет-министра на низость людей, как лава кипучая, сделавшая
раз вспышку, не останавливалась до тех пор, пока не сожигала, что ей
попадало навстречу.
Опозоренная, измученная, волоча кое-как за собою пожитки, которые только могла укласть в огромный узел, боясь в полуночные часы
попасть на зубок нечистому, увязая не
раз в сугробы снежные, она не
раз вычитывала с ужасом: «Батюшки, мои светы! вынеси, самсонова сила, легкое перо!..» Наконец, полумертвая, она дотащилась едва к утру до жилища Липмана.
Тут Эйхлер бросился к мужику, державшему багор, вырвал его, подбежал к стене, к которой пригвожден был несчастный Зуда, пошмыгал багром где
попало, может статься по голове, — малютка освободился от удавки своей; одно усилие,
раз, два ручонками по стене, и он на окошке, кувырк вверх ногами и бух прямо в сад Щурхова. Слышно было, что-то
упало, и более ничего.
Сделали клич команде обер-гофкомиссара, велели ей идти цепью, одному в нескольких шагах от другого, чтобы не сбиться с дороги и не
попасть в Фонтанку, и в таком гусином порядке двинулись к квартире Липмана, на берег Невы. Выдираясь из развалин, не
раз падали на груды камня.
В этот
раз он бережно
упал; но, ушибленный прежним падением, напуганный собаками и людьми Щурхова и окоченелый от холода, не мог двигаться.
Он завыл, // Рванулся из последних сил, // И мы, сплетясь, как пара змей, // Обнявшись крепче двух друзей, //
Упали разом, и во мгле // Бой продолжался на земле.
Это была одна из тех ужасных гроз, которые разражаются иногда над большими низменностями. Небо не вспыхивало от молний, а точно все сияло их трепетным голубым, синим и ярко-белым блеском. И гром не смолкал ни на мгновение. Казалось, что там наверху идет какая-то бесовская игра в кегли высотою до неба. С глухим рокотом катились там неимоверной величины шары, все ближе, все громче, и вдруг — тррах-та-та-трах —
падали разом исполинские кегли.
Неточные совпадения
— // Я
раз, по подозрению // В острог
попавши, чудного // Там видел мужика.
Остановились странники… // Размахи сенокосные // Идут чредою правильной: // Все
разом занесенные // Сверкнули косы, звякнули, // Трава мгновенно дрогнула // И
пала, прошумев!
Под утро поразъехалась, // Поразбрелась толпа. // Крестьяне
спать надумали, // Вдруг тройка с колокольчиком // Откуда ни взялась, // Летит! а в ней качается // Какой-то барин кругленький, // Усатенький, пузатенький, // С сигарочкой во рту. // Крестьяне
разом бросились // К дороге, сняли шапочки, // Низенько поклонилися, // Повыстроились в ряд // И тройке с колокольчиком // Загородили путь…
— Слава богу! не видали, как и день кончился! — сказал бригадир и, завернувшись в шинель, улегся
спать во второй
раз.
— Откуда я? — отвечал он на вопрос жены посланника. — Что же делать, надо признаться. Из Буфф. Кажется, в сотый
раз, и всё с новым удовольствием. Прелесть! Я знаю, что это стыдно; но в опере я
сплю, а в Буффах до последней минуты досиживаю, и весело. Нынче…