— Ну, Мариуленька, разогрела ты меня пуще водки, — сказал
старый цыган, покрехтывая, — я помогу как-нибудь твоему горю — вот тебе мое слово свято!
Неточные совпадения
Старый дородный
цыган, дожидавшийся своей подруги на дворе, очень обрадовался ее появлению.
Между тем, в ожидании свадьбы Кульковского, на которой и
цыгане должны были действовать в числе трехсот разноплеменных гостей (надобно пояснить себе, что происшествия, нами рассказанные с начала романа, случились в течение двух-трех недель), товарищ Мариулы коновалил, торговал лошадьми, вставлял им зубы, слепых делал зрячими,
старых молодыми и, где удавалось, не клал охулки на руку.
И обошла она первый ряд и второй — гости вроде как полукругом сидели — и потом проходит и самый последний ряд, за которым я сзади за стулом на ногах стоял, и было уже назад повернула, не хотела мне подносить, но
старый цыган, что сзади ее шел, вдруг как крикнет:
С моря дул влажный холодный ветер, разнося по степи задумчивую мелодию плеска набегавшей на берег волны и шелеста прибрежных кустов. Изредка его порывы приносили с собой сморщенные, желтые листья и бросали их в костер, раздувая пламя, окружавшая нас мгла осенней ночи вздрагивала и, пугливо отодвигаясь, открывала на миг слева — безграничную степь, справа — бесконечное море и прямо против меня — фигуру Макара Чудры,
старого цыгана, — он сторожил коней своего табора, раскинутого шагах в пятидесяти от нас.
Она отошла, а я было на том же месте остался, но только тот
старый цыган, этой Груши отец, и другой цыган подхватили меня под руку, и волокут вперед, и сажают в самый передний ряд рядом с исправником и с другим и господами.
Наступай!» Она было не того… даром, что мой лебедь гусарской шапки дороже, а она и на лебедя не глядит, а все норовит за гусаром; да только
старый цыган, спасибо, это заметил, да как на нее топнет…
Неточные совпадения
Шестой ребенок, прижитый от проезжего
цыгана, была девочка, и участь ее была бы та же, но случилось так, что одна из двух
старых барышень зашла в скотную, чтобы сделать выговор скотницам за сливки, пахнувшие коровой.
Колесо тихо скрипит, Валентин гнусаво и немолчно поёт всегда одну и ту же песню, слов которой Матвей никогда не мог расслушать. Двое мужиков работали на трепалах, двое чесали пеньку, а седой Пушкарь, выпачканный смолою, облепленный кострикой [Кострика (кострыга) отходы трепания и чесания конопли — Ред.] и серебряной паутиной волокна, похож на
старого медведя, каких водят
цыгане и бородатые мужики из Сергача.
Потом, по выбору доктора Шевырева, поет белокурая пожилая цыганка с истощенным лицом и огромными расширенными глазами — поет о соловье, о встречах в саду, о ревности и молодой любви. Она беременна шестым ребенком, и тут же стоит ее муж, высокий рябой
цыган в черном сюртуке и с подвязанными зубами, и аккомпанирует ей на гитаре. О соловье, о лунной ночи, о встречах в саду, о молодой красивой любви поет она, и ей также верят, не замечая ни тяжелой беременности ее, ни истощенного
старого лица.
— Со стариком — ничего, у него молодая жена Мариула, которая от него ушла с
цыганом, и эта, тоже, Земфира — ушла. Сначала все пела: «
Старый муж, грозный муж! Не боюсь я тебя!» — это она про него, про отца своего, пела, а потом ушла и села с
цыганом на могилу, а Алеко спал и страшно хрипел, а потом встал и тоже пошел на могилу, и потом зарезал
цыгана ножом, а Земфира упала и тоже умерла.
Усиливался дождь, и море распевало мрачный и торжественный гимн гордой паре красавцев-цыган — Лойко Зобару и Радде, дочери
старого солдата Данилы.