Неточные совпадения
Но чем более забывала она свои несчастия в
любви к милому изгнаннику, в привязанности его к матери, в уме его и прекрасных душевных качествах,
тем более удовольствия, казалось, находил барон изобретать для нее новые горести.
Вот именно в них видите:
то лихие соседи подметили свидание любовников,
то намутили отцу и матери; в иной песне жена хочет потерять своего старого мужа, в другой жалуется на неверность, в третьей оставляют отца и матерь для какого-нибудь молодца-разбойника — везде
любовь женщины, готовой на трудные жертвы, везде разгулье и молодечество мужчин.
Художник
то платил этим рассказам дань слезами,
то, воспламенясь
любовью к прекрасному, пожимал с восторгом руку лекаря; иногда качал головой, как бы не совсем уверенный в исполнении высоких надежд его.
— Прости ж мне за необдуманный упрек. Понимаю, я мог бы сделать
то же для блага милого, дорогого сердцу существа. Но… теперь другой вопрос. Не сочти его дерзостью молодого человека, которого все права на твое снисхождение в одном имени воспитанника твоего брата, прими этот вопрос только за знак
любви к прекрасному. Скажи мне, каким великим памятником зодчества в Московии хочешь передать свое имя будущим векам?
Здесь художник глубоко вздохнул, и слезы выступили на глазах его. Антон пожал ему руку, по сочувствию одной и
той же
любви к прекрасному, хотя и в разных видах, и спешил облегчить сердце его горячими утешениями, в которых художник так нуждался.
С
той поры злодей над моею
любовью издевается, на мои ласки говорит такой смешок: «Любит душа волюшку, а неволя молодцу покор.
С этого времени, когда они уверены были, что никто их не видит, взоры их стали вести разговор, которому давали красноречивый смысл
то вспышки Анастасьина лица, подобные зарнице, предвещающей невидимую грозу,
то взоры, отуманенные
любовью,
то бледность этого лица, говорившая, что не было уж спора рассудка с сердцем.
Во всякое время молодой лекарь поспешил бы на зов страждущего,
тем охотней в Москве, где он еще, кроме попугая и Ненасытя, не имел на руках ни одного больного и где хотел бы искусством своим приобресть доверие и
любовь русских.
Вместе с его сердцем разберите сердце девушки, воспитанной в семейном заточении, не выходившей из кельи своей светлицы и за ограду своего сада и вдруг влюбленной; прибавьте к
тому, что она каждый день видит предмет своей
любви; прибавьте заклятие отца и мысль, что она очарована, что она, земная, не имеет возможности противиться сверхъестественным силам, которых не отогнала даже святыня самой усердной, самой пламенной молитвы.
И что доброго успевала создать родная в сердце дочери,
то нередко разрушали неблагоразумные беседы мамки и сенных девушек, сказки о похождениях красавцев царевичей, песни, исполненные сладости и тоски
любви.
Как бы
то ни было, по щучьему ли велению, по наваждению ли нечистого, по закону ли природы, Анастасия вся предалась своей
любви, не думая уж защищаться от
того, что почитала очарованием.
Слыша о
любви Антона к науке, слыша о привязанности к нему врача Фиоравенти, барон радовался
тому и другому:
то и другое должно было разрушить навсегда унизительную связь с отчужденным.
В его наезде на Мордву видны были, однако ж, не одна отвага, удел каждого рядового ратника, но и быстрый, сметливый взгляд вождя, уменье пользоваться средствами неприятельской страны, нравами
тех, против кого воевал, и искусство внушать
любовь к себе и порядок в воинах, подчинившихся ему добровольно.
В голосе старца дрожали слезы, хотя в строгих очах не было их. По лицу Хабара слезы бежали ручьем. Он пал в ноги отцу и дал ему обет именем господа, именем матери исправиться отныне и
тем заслужить
любовь родителей здесь, на земле, и за гробом. В свидетели брал угодников божиих. Обет был искренен, силы и твердости воли доставало на исполнение его.
Но когда Антон услышал имя Анастасии в устах нечистого магометанина — имя, которое он произносил с благоговейною
любовью в храме души своей, с которым он соединял все прекрасное земли и неба; когда услышал, что дарят уроду татарину Анастасию,
ту, которою, думал он, никто не вправе располагать, кроме него и бога, тогда кровь бросилась ему в голову, и он испугался мысли, что она будет принадлежать другому.
Конечно, мало; но он видел в глазах ее красоту душевную, пламенную
любовь к нему, что-то непостижимое, неразгаданное, может быть, свое прошедшее в мире ином, доземельном, может быть, свое будущее, свое второе я, с которым он составит одно в
той обители, которых сын божий назначил многие в дому отца своего.
Между
тем Схариа знал и о
любви Антона к дочери боярина, испугался этой
любви, которая могла погубить молодого чужеземца, и стал неусыпно следить его и все, что его окружало.
Молодой человек поднимает ее, берет за руки, сжимает их в своих руках, умоляет ее объясниться, говорит, что ему должно быть у ног ее, и, вместо
того чтобы ждать объяснений, рассказывает ей в самых нежных, пламенных выражениях свою
любовь, свои муки и опасения.
И
любовь народа, черни приобрел я до
того, что получаю сам вклады на построение церковное.
Вдохнет ли он в себя чувство прекрасного, пламенную
любовь к нему до
того, чтобы усыновить теперь твое дело?
На другой день, с приличными духовными обрядами, заложен первый камень под основание Успенской соборной церкви. Вслед за
тем начал Аристотель и строить ее по образцу владимирской. С удовольствием заметил он, что тип ее находится в Венеции, именно церковь святого Марка. Но перелом, сделанный в нем победою религиозной воли над славолюбием и лучшими его надеждами, был так силен, что положил его на болезненный одр, с которого нелегко подняли его пособия врача и друга и
любовь сына.
С
того времени как Анастасия посетила милого иноземца, вкрадывалось иногда в ее сердце чувство дурного дела, тяготила ее тайна, скрываемая от отца; иногда находила опять, по привычке, черная мысль, что она очарована Антоном; но это раскаяние, эта черная мысль скоро убегали при воспоминании сладких минут, которыми подарила ее
любовь.
— Видит господь, — говорил всесветный переводчик или переводитель вестей, — только из горячей
любви, из глубоковысочайшей преданности передаю вам великую тайну. Умоляю о скрытности. Если узнают посол цесарский и Мамон, ходя, ощупывай
то и дело голову.
Казенный двор нам уж знаком. В
том самом отделении черной избы, где содержались сначала Матифас, переводчик князя Лукомского, и потом Марфа-посадница, заключили Антона. Вчера свободен, с новыми залогами
любви и дружбы, почти на вершине счастия, а нынче в цепях, лишен всякой надежды, ждал одной смерти, как отрады. Он просил исследовать дело о болезни царевича — ему отказано; злодеяние его, кричали, ясно как день.
Кто хотел, мог хоть разбить себе голову в виду черной избы, в знак своей
любви к одному из заключенных, лишь бы узнику не прибавилось от
того ни на волос свободы.
Взоры ее
то смотрят с
любовью на ребенка,
то с умилением встречают двух милых существ, которые подходили к вязу и недалеко от него остановились.
Неточные совпадения
Хлестаков. Нет, я влюблен в вас. Жизнь моя на волоске. Если вы не увенчаете постоянную
любовь мою,
то я недостоин земного существования. С пламенем в груди прошу руки вашей.
Стародум. Оттого, мой друг, что при нынешних супружествах редко с сердцем советуют. Дело в
том, знатен ли, богат ли жених? Хороша ли, богата ли невеста? О благонравии вопросу нет. Никому и в голову не входит, что в глазах мыслящих людей честный человек без большого чина — презнатная особа; что добродетель все заменяет, а добродетели ничто заменить не может. Признаюсь тебе, что сердце мое тогда только будет спокойно, когда увижу тебя за мужем, достойным твоего сердца, когда взаимная
любовь ваша…
Все остальное время он посвятил поклонению Киприде [Кипри́да — богиня
любви.] в
тех неслыханно разнообразных формах, которые были выработаны цивилизацией
того времени.
Он не верит и в мою
любовь к сыну или презирает (как он всегда и подсмеивался), презирает это мое чувство, но он знает, что я не брошу сына, не могу бросить сына, что без сына не может быть для меня жизни даже с
тем, кого я люблю, но что, бросив сына и убежав от него, я поступлю как самая позорная, гадкая женщина, — это он знает и знает, что я не в силах буду сделать этого».
Но теперь Долли была поражена
тою временною красотой, которая только в минуты
любви бывает на женщинах и которую она застала теперь на лице Анны.