Да, завтра был день великий для Антона. Друзья его знали, что старый царевич-татарин вышел из ужасной летаргии, в которую погрузила его
смерть сына, и готовился за голову его требовать у Ивана Васильевича примерного мщения. Завтра во что бы ни стало надо было спасти жертву его.
Неточные совпадения
Иоанну оставалось жить несколько минут. Казалось,
смерть ждала только прихода внука его, чтобы дать ему отходную. У постели его стояли
сыновья, митрополит, любимые бояре, близкие люди.
Но
смерть стояла тут на стороне сильного, и это слово не было произнесено на этом свете. Великий князь Иоанн Васильевич испустил последнее дыхание, припав холодными устами к челу своего внука.
Сын его, назначенный им заранее в наследники, тотчас вступил во все права свои.
Сперва в божнице своей, а потом в дому божьем, принес он трофеи
сына ко кресту того, кем побеждена самая
смерть и чьей защите обязан был здравием и успехами воина, столь дорогого сердцу его.
— Видит бог, пока я жив, тому не бывать. Ее не отдали за моего
сына, оставайся же она вечно в девках. Постригись она, зарой себя живую в землю, что мне до того; а замужем ей не быть! Взгляни, друже, на меня, на
сына: это все их дело. —
Сын Мамона, стоявший у постели, был бледен как
смерть; из чахлой груди его по временам отдавался глухой кашель, отзыв
смерти, будто из-под склепа.
В этом слове был целый род латынщиков, ненавистный, заклятый,
смерть любимого
сына, вся жизнь боярина с ее предрассудками и верованиями.
Сын отвечал ему глухим, предсмертным кашлем. Еще не дошла до них тайна, что Образец отдает дочь свою за Антона-лекаря. Хотя и потревожило Мамона известие, что басурмана выжил старый воевода из своего двора, но весть о
смерти царевича покуда вознаградила его.
— Часто и на благо моего ближнего. Вот, хоть бы и теперь, веду речь к спасению вашего
сына. Немцы сказывали мне, Мамон бьется на верную
смерть. Почему б не поучиться и вашему сынку у ловкого бойца, хоть бы, недалеко ходить, у господина Антона-лекаря.
Убийство Тагильского потрясло и взволновало его как почти моментальное и устрашающее превращение живого, здорового человека в труп, но
смерть сына трактирщика и содержателя публичного дома не возбуждала жалости к нему или каких-либо «добрых чувств». Клим Иванович хорошо помнил неприятнейшие часы бесед Тагильского в связи с убийством Марины.
Исполняя обещание, данное Максиму, Серебряный прямо с царского двора отправился к матери своего названого брата и отдал ей крест Максимов. Малюты не было дома. Старушка уже знала о
смерти сына и приняла Серебряного как родного; но, когда он, окончив свое поручение, простился с нею, она не посмела его удерживать, боясь возвращения мужа, и только проводила до крыльца с благословениями.
Я вспомнил эти дни много лет спустя, когда прочитал удивительно правдивый рассказ А.П. Чехова про извозчика, который беседовал с лошадью о
смерти сына своего. И пожалел, что в те дни острой тоски не было около меня ни лошади, ни собаки и что я не догадался поделиться горем с крысами — их было много в пекарне, и я жил с ними в отношениях доброй дружбы.
— Отец Егор, развяжи ты мне руки, ради Христа! — взмолился мужик. — Ведь страда наступает, до
смерти сына надо женить; ведь время-то теперь какое… а?
Неточные совпадения
Случилась ее кончина без супруга и без
сына. // Там, в Крапивне, гремел бал; // Никто этого не знал. // Телеграмму о
смерти получили // И со свадьбы укатили. // Здесь лежит супруга-мать // Ольга, что бы ей сказать // Для души полезное? // Царство ей небесное».
— Ах, тихоня! Вот шельма хитрая! А я подозревала за ним другое. Самойлов учит? Василий Николаевич — замечательное лицо! — тепло сказала она. — Всю жизнь — по тюрьмам, ссылкам, под надзором полиции, вообще — подвижник. Супруг мой очень уважал его и шутя звал фабрикантом революционеров. Меня он недолюбливал и после
смерти супруга перестал посещать.
Сын протопопа, дядя у него — викарный…
— Тогда Саваоф, в скорби и отчаянии, восстал против Духа и, обратив взор свой на тину материи, направил в нее злую похоть свою, отчего и родился
сын в образе змея. Это есть — Ум, он же — Ложь и Христос, от него — все зло мира и
смерть. Так учили они…
И ежели вмале мне угодит, то достаточный капитал ему отпишу; а совсем ежели угодит, то и всего состояния нашего могу его, по
смерти, преемником утвердить, равно как родного бы
сына, с тем, однако, чтобы ваша милость, окромя великих праздников, в дом не жаловали.
Что мог я извлечь и из этого? Тут было только беспокойство обо мне, об моей материальной участи; сказывался отец с своими прозаическими, хотя и добрыми, чувствами; но того ли мне надо было ввиду идей, за которые каждый честный отец должен бы послать
сына своего хоть на
смерть, как древний Гораций своих
сыновей за идею Рима?