Неточные совпадения
На стене, красовавшейся переплетами кирпичей, висели железные шишаки грубой работы, колонтари (латы), писанные серебром, и простые, железные, на которых ржавчина въелась
кровавыми пятнами, кончары (оружие вроде
меча и кинжала, немного поменее первого и поболее второго), из коих некоторые были с искусною золотою насечкою и украшениями, изобличающими восток, палицы, сулицы (метальные копья), шестопер, знак воеводства, как ныне маршальский жезл, и несколько железных щитов с конусными выемками.
Первые двое были, пожалуй, уж не так зловредны и безжалостно строги, чтобы питать к ним лютую вражду, ненависть и
кровавую месть. Но они умели держать молодежь в постоянном состоянии раздражения ежеминутными нервными замечаниями, мелкими придирками, тупыми повторениями одних и тех же скучных, до смерти надоевших слов и указаний, вечной недоверчивостью и подозрительностью и, наконец, долгими, вязкими, удручающими нотациями.
Защита требовала от присяжных, чтобы они признали убийство в запальчивости и раздражении, но присяжные оправдали Донато, под бурные рукоплескания публики, — и Донато воротился в Сенеркию в ореоле героя, его приветствовали как человека, строго следовавшего старым народным традициям
кровавой мести за оскорбленную честь.
Сергей сел на хозяина, придавил обе его руки коленами и хотел перехватить под руками Катерины Львовны за горло, но в это же мгновение сам отчаянно вскрикнул. При виде своего обидчика
кровавая месть приподняла в Зиновии Борисыче все последние его силы: он страшно рванулся, выдернул из-под Сергеевых колен свои придавленные руки и, вцепившись ими в черные кудри Сергея, как зверь закусил зубами его горло. Но это было ненадолго: Зиновий Борисыч тотчас же тяжело застонал и уронил голову.
— Канлы! Канлы! [Канлы —
кровавая месть.] — шептали его пересохшие, разом потемневшие губы. — О, Израэл, зачем ты ушел, зачем погиб безвременно, единственный! Кто отомстит за похищение твоей сестры, кто вернет мне мою красавицу-дочь?
Неточные совпадения
Вот на пути моем
кровавом // Мой вождь под знаменем креста, // Грехов могущий разрешитель, // Духовной скорби врач, служитель // За нас распятого Христа, // Его святую кровь и тело // Принесший мне, да укреплюсь, // Да приступлю ко смерти
смело // И жизни вечной приобщусь!
Бог с тобою, // Нет, нет — не грезы, не мечты. // Ужель еще не знаешь ты, // Что твой отец ожесточенный // Бесчестья дочери не снес // И, жаждой
мести увлеченный, // Царю на гетмана донес… // Что в истязаниях
кровавых // Сознался в умыслах лукавых, // В стыде безумной клеветы, // Что, жертва смелой правоты, // Врагу он выдан головою, // Что пред громадой войсковою, // Когда его не осенит // Десница вышняя господня, // Он должен быть казнен сегодня, // Что здесь покамест он сидит // В тюремной башне.
В передних и девичьих, в селах и полицейских застенках схоронены целые мартирологи страшных злодейств, воспоминание об них бродит в душе и поколениями назревает в
кровавую, беспощадную
месть, которую предупредить легко, а остановить вряд возможно ли будет.
В отличность знак изобретенный // Ты начал наглости дарить; // В злодея
меч мой изощренный // Ты стал невинности сулить. // Сгружденные полки в защиту // На брань ведешь ли знамениту // За человечество карать? // В
кровавых борешься долинах, // Дабы, упившися в Афинах: // „Ирой!“ — зевав, могли сказать.
Но я высосал из
кровавых глаз моего отца
месть и отмщу нашим злодеям».