Неточные совпадения
Но она от души рада волнению и ласке Амура, и своей минутной власти над собакой, и тому,
что выспалась и провела ночь без мужчины, и троице, по смутным воспоминаниям детства, и сверкающему солнечному дню, который ей
так редко приходится видеть.
У него на совести несколько темных дел. Весь город знает,
что два года тому назад он женился на богатой семидесятилетней старухе, а в прошлом году задушил ее; однако ему как-то удалось замять это дело. Да и остальные четверо тоже видели кое-что в своей пестрой жизни. Но, подобно тому как старинные бретеры не чувствовали никаких угрызений совести при воспоминании о своих жертвах,
так и эти люди глядят на темное и кровавое в своем прошлом, как на неизбежные маленькие неприятности профессий.
— Ах, и не рассказывайте, — вздыхает Анна Марковна, отвесив свою нижнюю малиновую губу и затуманив свои блеклые глаза. — Мы нашу Берточку, — она в гимназии Флейшера, — мы нарочно держим ее в городе, в почтенном семействе. Вы понимаете, все-таки неловко. И вдруг она из гимназии приносит
такие слова и выражения,
что я прямо аж вся покраснела.
Нюра — маленькая, лупоглазая, синеглазая девушка; у нее белые, льняные волосы, синие жилки на висках. В лице у нее есть что-то тупое и невинное, напоминающее белого пасхального сахарного ягненочка. Она жива, суетлива, любопытна, во все лезет, со всеми согласна, первая знает все новости, и если говорит, то говорит
так много и
так быстро,
что у нее летят брызги изо рта и на красных губах вскипают пузыри, как у детей.
— Пфуй!
Что это за безобразие? — кричит она начальственно. — Сколько раз вам повторять,
что нельзя выскакивать на улицу днем и еще — пфуй! ч — в одном белье. Не понимаю, как это у вас нет никакой совести. Порядочные девушки, которые сами себя уважают, не должны вести себя
так публично. Кажутся, слава богу, вы не в солдатском заведении, а в порядочном доме. Не на Малой Ямской.
Однажды вышел
такой случай,
что девицы чуть не с благоговейным ужасом услыхали,
что Тамара умеет бегло говорить по-французски и по-немецки.
— Вот этому-то я удивляюсь. С твоим умом, с твоей красотой я бы себе
такого гостя захороводила,
что на содержание бы взял. И лошади свои были бы и брильянты.
—
Что кому нравится, Женечка. Вот и ты тоже хорошенькая и милая девушка, и характер у тебя
такой независимый и смелый, а вот застряли мы с тобой у Анны Марковны.
Ну
что тут радостного: придет пьяный, ломается, издевается, что-то
такое хочет из себя изобразить, но только ничего у него не выходит.
Но достаточно ей выпить три-четыре рюмки ликера-бенедиктина, который она очень любит, как она становится неузнаваемой и выделывает
такие скандалы,
что всегда требуется вмешательство экономок, швейцара, иногда даже полиции.
Таким образом тапер получал только четверть из общего заработка,
что, конечно, было несправедливо, потому
что Исай Саввич играл самоучкой и отличался деревянным слухом.
Девицы с некоторой гордостью рассказывали гостям о тапере,
что он был в консерватории и шел все время первым учеником, но
так как он еврей и к тому же заболел глазами, то ему не удалось окончить курса.
Все они относились к нему очень бережно и внимательно, с какой-то участливой, немножко приторной жалостливостью,
что весьма вяжется с внутренними закулисными нравами домов терпимости, где под внешней грубостью и щегольством похабными словами живет
такая же слащавая, истеричная сентиментальность, как и в женских пансионах и, говорят, в каторжных тюрьмах.
Несмотря на то,
что большинство женщин испытывало к мужчинам, за исключением своих любовников, полное, даже несколько брезгливое равнодушие, в их душах перед каждым вечером все-таки оживали и шевелились смутные надежды: неизвестно, кто их выберет, не случится ли чего-нибудь необыкновенного, смешного или увлекательного, не удивит ли гость своей щедростью, не будет ли какого-нибудь чуда, которое перевернет всю жизнь?
И как бы то ни было, каждый вечер приносил с собою
такое раздражающее, напряженное, пряное ожидание приключений,
что всякая другая жизнь, после дома терпимости, казалась этим ленивым, безвольным женщинам пресной и скучной.
— А ничего. Никаких улик не было. Была тут общая склока. Человек сто дралось. Она тоже в полицию заявила,
что никаких подозрений не имеет. Но Прохор сам потом хвалился: я, говорит, в тот раз Дуньку не зарезал,
так в другой раз дорежу. Она, говорит, от моих рук не уйдет. Будет ей амба!
— Ей-богу. Ты посмотри у него в комнатке: круглые сутки, днем и ночью, лампадка горит перед образами. Он очень до бога усердный… Только я думаю,
что он оттого
такой,
что тяжелые грехи на нем. Убийца он.
Но хозяйка дома и обе экономки всячески балуют Пашу и поощряют ее безумную слабость, потому
что благодаря ей Паша идет нарасхват и зарабатывает вчетверо, впятеро больше любой из остальных девушек, — зарабатывает
так много,
что в бойкие праздничные дни ее вовсе не выводят к гостям «посерее» или отказывают им под предлогом Пашиной болезни, потому
что постоянные хорошие гости обижаются, если им говорят,
что их знакомая девушка занята с другим.
— Да, да, мой грузинчик. Ох, какой он приятный.
Так бы никогда его от себя не отпустила. Знаешь, он мне в последний раз
что сказал? «Если ты будешь еще жить в публичном доме, то я сделаю и тэбэ смэрть и сэбэ сделаю смэрть». И
так глазами на меня сверкнул.
— Еще бы ты первая стала ругаться. Дура! Не все тебе равно, кто он
такой? Влюблена ты в него,
что ли?
—
Что уж это ты
так, Женечка… Зачем ты на нее
так…
— Ну, в
таком случае за ваше здоровье, господин. Что-то лицо мне ваше точно знакомо?
—
Что это, в самом деле, за хамство! Кажется, я бежать не собираюсь отсюда. И потом разве вы не умеете разбирать людей? Видите,
что к вам пришел человек порядочный, в форме, а не какой-нибудь босяк.
Что за назойливость
такая!
Понемногу в зале создалась
такая шумная, чадная обстановка,
что никто уже там не чувствовал неловкости.
— Ну,
что вы
так сидите, господин? Зад себе греете? Шли бы заниматься с девочкой.
Но все-таки танцевали
так усердно,
что с приказчиков Керешковского пот катился ручьями.
Весь день прошел весело и шумно, даже немного крикливо и чуть-чуть утомительно, но по-юношески целомудренно, не пьяно и,
что особенно редко случается, без малейшей тени взаимных обид или ревности, или невысказанных огорчений. Конечно,
такому благодушному настроению помогало солнце, свежий речной ветерок, сладкие дыхания трав и воды, радостное ощущение крепости и ловкости собственного тела при купании и гребле и сдерживающее влияние умных, ласковых, чистых и красивых девушек из знакомых семейств.
— Оставь меня в покое, Лихонин. По-моему, господа, это прямое и явное свинство — то,
что вы собираетесь сделать. Кажется,
так чудесно, мило и просто провели время,
так нет, вам непременно надо, как пьяным скотам, полезть в помойную яму. Не поеду я.
— Однако, если мне не изменяет память, — со спокойной язвительностью сказал Лихонин, — припоминаю,
что не далее как прошлой осенью мы с одним будущим Моммсеном лили где-то крюшон со льдом в фортепиано, изображали бурятского бога, плясали танец живота и все
такое прочее?..
И, стало быть, если, выпив лишнюю рюмку вина, я все-таки, несмотря на свои убеждения, еду к проституткам, то я совершаю тройную подлость: перед несчастной глупой женщиной, которую я подвергаю за свой поганый рубль самой унизительной форме рабства, перед человечеством, потому
что, нанимая на час или на два публичную женщину для своей скверной похоти, я этим оправдываю и поддерживаю проституцию, и, наконец, это подлость перед своей собственной совестью и мыслью.
— Но самое главное, — продолжал Ярченко, пропустив мимо ушей эту шпильку, — самое главное то,
что я вас всех видел сегодня на реке и потом там… на том берегу… с этими милыми, славными девушками. Какие вы все были внимательные, порядочные, услужливые, но едва только вы простились с ними, вас уже тянет к публичным женщинам. Пускай каждый из вас представит себе на минутку,
что все мы были в гостях у его сестер и прямо от них поехали в Яму…
Что? Приятно
такое предположение?
И, должно быть, не одни студенты, а все случайные и постоянные посетители Ямы испытывали в большей или меньшей степени трение этой внутренней душевной занозы, потому
что Дорошенко торговал исключительно только поздним вечером и ночью, и никто у него не засиживался, а
так только заезжали мимоходом, на перепутье.
— Если я вам не в тягость, я буду очень рад, — сказал он просто. — Тем более
что у меня сегодня сумасшедшие деньги. «Днепровское слово» заплатило мне гонорар, а это
такое же чудо, как выиграть двести тысяч на билет от театральной вешалки. Виноват, я сейчас…
— И тем более, — сказал Лихонин, пропуская вперед приват-доцента, — тем более
что этот дом хранит в себе столько исторических преданий. Товарищи! Десятки студенческих поколений смотрят на нас с высоты этих вешалок, и, кроме того, в силу обычного права, дети и учащиеся здесь платят половину, как в паноптикуме. Не
так ли, гражданин Симеон?
— Тамарочка, твой муж пришел — Володенька. И мой муж тоже! Мишка! — взвизгнула Нюра, вешаясь на шею длинному, носастому, серьезному Петровскому. — Здравствуй, Мишенька.
Что так долго не приходил? Я за тобой соскучилась.
Такая навязчивость входила в круг их негласных обязанностей. Между девушками существовало даже какое-то вздорное, детское, странное соревнование в умении «высадить гостя из денег», — странное потому,
что они не получали от этого никакого барыша, кроме разве некоторого благоволения экономки или одобрительного слова хозяйки. Но в их мелочной, однообразной, привычно-праздной жизни было вообще много полуребяческой, полуистерической игры.
— Очень, очень рад, — приветливо ответил Платонов и вдруг поглядел на Лихонина со светлой, почти детской улыбкой, которая скрасила его некрасивое, скуластое лицо. — Вы мне тоже сразу понравились. И когда я увидел вас еще там, у Дорошенки, я сейчас же подумал,
что вы вовсе не
такой шершавый, каким кажетесь.
— Ну вот и обменялись любезностями, — засмеялся Лихонин. — Но удивительно,
что мы именно здесь ни разу с вами не встречались. По-видимому, вы
таки частенько бываете у Анны Марковны?
— А
так,
что я подготовлял дочку Анны Марковны, хозяйки этого гостеприимного дома, в гимназию. Ну и выговорил себе условие, чтобы часть месячной платы вычитали мне за обеды.
— Вовсе нет. Анна Марковна с меня содрала раза в три дороже,
чем это стоило бы в студенческой столовой. Просто мне хотелось пожить здесь поближе, потеснее,
так сказать, войти интимно в этот мирок.
— Нет, не то, — возразила ласковым шепотом Тамара. — А то,
что он возьмет вас за воротник и выбросит в окно, как щенка. Я
такой воздушный полет однажды уже видела. Не дай бог никому. И стыдно, и опасно для здоровья.
— Не буянь, барбарис! — погрозил ему пальцем Лихонин. — Ну, ну, говорите, — попросил он репортера, — все это
так интересно,
что вы рассказываете.
« Знаете ли, это соединение жалкой беспомощности с грозными криками было
так уморительно,
что даже мрачный Симеон рассмеялся…
Можно насказать тысячу громких слов о сутенерах, а вот именно
такого Симеона ни за
что не придумаешь.
И ведь я не только уверен, но я твердо знаю,
что для счастия этой самой Берточки, нет, даже не для счастия, а предположим,
что у Берточки сделается на пальчике заусеница, —
так вот, чтобы эта заусеница прошла, — вообразите на секунду возможность
такого положения вещей!
Прокурор, который присутствовал при последнем туалете преступника, видит,
что тот надевает башмаки на босу ногу, и — болван! — напоминает: «А чулки-то?» А тот посмотрел на него и говорит
так раздумчиво: «Стоит ли?» Понимаете: эти две коротеньких реплики меня как камнем по черепу!
Хотя бы о том,
что такое люди испытывали на войне…
И вдруг
так умело повернет на солнце крошечный кусочек жизни,
что все мы ахнем.
— Да, — ответил репортер и с благодарностью, ласково поглядел на студента. — Ну,
что касается Сонечки, то ведь это абстрактный тип, — заметил уверенно Ярченко. —
Так сказать, психологическая схема…
И все мы скажем: «Да ведь это всё мы сами видели и знали, но мы и предположить не могли,
что это
так ужасно!» В этого грядущего художника я верю всем сердцем.