Неточные совпадения
Круглый год, всякий вечер, —
за исключением трех последних
дней страстной недели и кануна благовещения, когда птица гнезда не вьет и стриженая девка косы не заплетает, — едва только на дворе стемнеет, зажигаются перед каждым домом, над шатровыми резными подъездами, висячие красные фонари.
— Пфуй! Что это
за безобразие? — кричит она начальственно. — Сколько раз вам повторять, что нельзя выскакивать на улицу
днем и еще — пфуй! ч — в одном белье. Не понимаю, как это у вас нет никакой совести. Порядочные девушки, которые сами себя уважают, не должны вести себя так публично. Кажутся, слава богу, вы не в солдатском заведении, а в порядочном доме. Не на Малой Ямской.
Но ни у кого нет аппетита благодаря сидячей жизни и неправильному сну, а также потому, что большинство девиц, как институтки в праздник, уже успели
днем послать в лавочку
за халвой, орехами. рахат-лукумом, солеными огурцами и тянучками и этим испортили себе аппетит.
— Что это, в самом
деле,
за хамство! Кажется, я бежать не собираюсь отсюда. И потом разве вы не умеете разбирать людей? Видите, что к вам пришел человек порядочный, в форме, а не какой-нибудь босяк. Что
за назойливость такая!
Все равно, поеду я в публичный дом или не поеду — от одного р»
за дело не ухудшится, не улучшится».
Студенты, смеясь и толкаясь, обступили Ярченко, схватили его под руки, обхватили
за талию. Всех их одинаково тянуло к женщинам, но ни у кого, кроме Лихонина, не хватало смелости взять на себя почин. Но теперь все это сложное, неприятное и лицемерное
дело счастливо свелось к простой, легкой шутке над старшим товарищем. Ярченко и упирался, и сердился, и смеялся, стараясь вырваться. Но в это время к возившимся студентам подошел рослый черноусый городовой, который уже давно глядел на них зорко и неприязненно.
— Вот так! Браво, студентик! Браво, браво, браво!.. Так его, хорошенько!.. В самом
деле, что это
за безобразие! Вот он придет сюда, — я ему все это повторю.
Потоку что я берусь только исключительно
за дела совершенно чистые, в которых нет никаких сомнений.
Фальшивого или дурного
дела я не возьму, хотя бы мне
за это предлагали миллионы.
— Ведь нас, евреев, господь одарил
за все наши несчастья плодородием… то хочется иметь какое-нибудь собственное
дело, хочется, понимаете, усесться на месте, чтобы была и своя хата, и своя мебель, и своя спальня, и кухня.
Ему приходилось удовлетворять и садические и мазохические наклонности своих клиентов, а иногда обслуживать и совсем противоестественные половые извращения, хотя, надо сказать, что
за последнее он брался только в редких случаях, суливших большую несомненную прибыло Раза два-три ему приходилось отсиживать в тюрьме, но эти высидки шли ему впрок: он не только не терял хищнического нахрапа и упругой энергии в
делах, но с каждым годом становился смелее, изобретательнее и предприимчивее.
После приезда, на другой
день, он отправился к фотографу Мезеру, захватив с собою соломенную девушку Бэлу, и снялся с ней в разных позах, причем
за каждый негатив получил по три рубля, а женщине дал по рублю. Снимков было двадцать. После этого он поехал к Барсуковой.
Он просиживал около нее целые ночи и по-прежнему терпеливо ждал, когда она возвратится от случайного гостя, делал ей сцены ревности и все-таки любил и, торча
днем в своей аптеке
за прилавком и закатывая какие-нибудь вонючие пилюли, неустанно думал о ней и тосковал.
— Именно! Я вас очень люблю, Рязанов,
за то, что вы умница. Вы всегда схватите мысль на лету, хотя должна сказать, что это не особенно высокое свойство ума. И в самом
деле, сходятся два человека, вчерашние друзья, собеседники, застольники, и сегодня один из них должен погибнуть. Понимаете, уйти из жизни навсегда. Но у них нет ни злобы, ни страха. Вот настоящее прекрасное зрелище, которое я только могу себе представить!
За ним этот смешной недостаток знали, высмеивали эту его черту добродушно и бесцеремонно, но охотно прощали ради той независимой товарищеской услужливости и верности слову, данному мужчине (клятвы женщинам были не в счет), которыми он обладал так естественно. Впрочем, надо сказать, что он пользовался в самом
деле большим успехом у женщин. Швейки, модистки, хористки, кондитерские и телефонные барышни таяли от пристального взгляда его тяжелых, сладких и томных черно-синих глаз…
— И
дело. Ты затеял нечто большое и прекрасное, Лихонин. Князь мне ночью говорил. Ну, что же, на то и молодость, чтобы делать святые глупости. Дай мне бутылку, Александра, я сам открою, а то ты надорвешься и у тебя жила лопнет.
За новую жизнь, Любочка, виноват… Любовь… Любовь…
Лихонина в «Воробьях» уважали
за солидность, добрый нрав и денежную аккуратность. Поэтому ему сейчас же отвели маленький отдельный кабинетик — честь, которой могли похвастаться очень немногие студенты. В той комнате целый
день горел газ, потому что свет проникал только из узенького низа обрезанного потолком окна, из которого можно было видеть только сапоги, ботинки, зонтики и тросточки людей, проходивших по тротуару.
— Я знаю вас всех, господа,
за хороших, близких друзей, — он быстро и искоса поглядел на Симановского,и людей отзывчивых. Я сердечно прошу вас прийти мне на помощь.
Дело мною сделано впопыхах, — в этом я должен признаться, — но сделано по искреннему, чистому влечению сердца.
— Это верно, — согласился князь, — но и непрактично: начнем столоваться в кредит. А ты знаешь, какие мы аккуратные плательщики. В таком
деле нужно человека практичного, жоха, а если бабу, то со щучьими зубами, и то непременно
за ее спиной должен торчать мужчина. В самом
деле, ведь не Лихонину же стоять
за выручкой и глядеть, что вдруг кто-нибудь наест, напьет и ускользнет.
На следующий
день (вчера было нельзя из-за праздника и позднего времени), проснувшись очень рано и вспомнив о том, что ему нужно ехать хлопотать о Любкином паспорте, он почувствовал себя так же скверно, как в былое время, когда еще гимназистом шел на экзамен, зная, что наверное провалится.
Пошлите-ка лучше горничную
за экономкой, скажите, чтобы она передала, что, мол, пришел один гость, постоянный, по
делу, что очень нужно видеть лично.
— Ja, mein Herr [Да, сударь (нем.)], — сказала равнодушно и немного свысока экономка, усаживаясь в низкое кресло и закуривая папиросу. — Вы заплатиль
за одна ночь и вместо этого взяль девушка еще на одна
день и еще на одна ночь. Also [Стало быть (нем.)], вы должен еще двадцать пять рублей. Когда мы отпускаем девочка на ночь, мы берем десять рублей, а
за сутки двадцать пять. Это, как такса. Не угодно ли вам, молодой человек, курить? — Она протянула ему портсигар, и Лихонин как-то нечаянно взял папиросу.
— Молодой человек! Я не знаю, чему вас учат в разных ваших университетах, но неужели вы меня считаете
за такую уже окончательную дуру? Дай бог, чтобы у вас были, кроме этих, которые на вас, еще какие-нибудь штаны! Дай бог, чтобы вы хоть через
день имели на обед обрезки колбасы из колбасной лавки, а вы говорите: вексель! Что вы мне голову морочите?
Стыдно, делая хорошее
дело, сейчас же ждать
за него награды.
Так как он знал, что им все равно придется оставить их мансарду, этот скворечник, возвышавшийся над всем городом, оставить не так из-за тесноты и неудобства, как из-за характера старухи Александры, которая с каждым
днем становилась все лютее, придирчивее и бранчивее, то он решился снять на краю города, на Борщаговке, маленькую квартиренку, состоявшую из двух комнат и кухни.
Именно раззадоривало его то, что она, прежде всем такая доступная, готовая отдать свою любовь в один
день нескольким людям подряд, каждому
за два рубля, и вдруг она теперь играет в какую-то чистую и бескорыстную влюбленность!
Понятно, в конце концов случилось то, что должно было случиться. Видя в перспективе целый ряд голодных
дней, а в глубине их — темный ужас неизвестного будущего, Любка согласилась. на очень учтивое приглашение какого-то приличного маленького старичка, важного, седенького, хорошо одетого и корректного.
За этот позор Любка получила рубль, но не смела протестовать: прежняя жизнь в доме совсем вытравила в ней личную инициативу, подвижность и энергию. Потом несколько раз подряд он и совсем ничего не заплатил.
Многие люди, которым приходилось видеть самоубийц
за несколько часов до их ужасной смерти, рассказывают, что в их облике в эти роковые предсмертные часы они замечали какую-то загадочную, таинственную, непостижимую прелесть. И все, кто видели Женьку в эту ночь и на другой
день в немногие часы, подолгу, пристально и удивленно останавливались на ней взглядом.
На первый раз к нему отнеслись мягко, на второй же
день за каждую ошибку стали вычитать с него по пяти копеек
за арбуз из общей дележки.
Позвали Симеона… Он пришел, по обыкновению, заспанный и хмурый. По растерянным лицам девушек и экономок он уже видел, что случилось какое-то недоразумение, в котором требуется его профессиональная жестокость и сила. Когда ему объяснили в чем
дело, он молча взялся своими длинными обезьяньими руками
за дверную ручку, уперся в стену ногами и рванул.
Увидев, в чем
дело, он не удивился и не взволновался:
за свою практику городского врача он насмотрелся таких вещей, что уже совсем одеревенел и окаменел к человеческим страданиям, ранам и смерти.
Анна Марковна так дешево уступила дом не только потому, что Кербеш, если бы даже и не знал
за нею некоторых темных делишек, все-таки мог в любое время подставить ей ножку и съесть без остатка. Предлогов и зацепок к этому можно было найти хоть по сту каждый
день, и иные из них грозили бы не одним только закрытием дома, а, пожалуй, и судом.
— Принесите нам сюда полбутылки шампанского, только настоящего — Rederer demi sec и похолоднее. Ступай живо! — приказала она швейцару, вытаращившему на нее глаза. — Мы выпьем с вами, Тамара,
за новое
дело,
за наше прекрасное и блестящее будущее.
— Ничего ему не сделается… Подрыхает только… Ах, Тамарка! — воскликнул он страстным шепотом и даже вдруг крепко, так, что суставы затрещали, потянулся от нестерпимого чувства, — кончай, ради бога, скорей!.. Сделаем
дело и — айда! Куда хочешь, голубка! Весь в твоей воле: хочешь — на Одессу подадимся, хочешь —
за границу. Кончай скорей!..
Все они наскоро после вскрытия были зашиты, починены и обмыты замшелым сторожем и его товарищами. Что им было
за дело, если порою мозг попадал в желудок, а печенью начиняли череп и грубо соединяли его при помощи липкого пластыря с головой?! Сторожа ко всему привыкли
за свою кошмарную, неправдоподобную пьяную жизнь, да и, кстати, у их безгласных клиентов почти никогда не оказывалось ни родных, ни знакомых…
И в самом
деле, слова Тамары оказались пророческими: прошло со
дня похорон Жени не больше двух недель, но
за этот короткий срок разразилось столько событий над домом Эммы Эдуардовны, сколько их не приходилось иногда и на целое пятилетие.
В начале сентября он, наконец, признался ей, что растратил казенные деньги, большие, что-то около трех тысяч, и что его
дней через пять будут ревизовать, и ему, Дилекторскому, грозит позор, суд и, наконец, каторжные работы.. Тут гражданин чиновник военного ведомства зарыдал, схватившись
за голову, и воскликнул...