Неточные совпадения
—
А я знаю?
Может быть, деньги от него скрывала или изменила. Любовник он у ей
был — кот.
— Лимонаду бутылку — да,
а апельсинов — нет. Потом,
может быть, я тебя даже и шампанским угощу, все от тебя
будет зависеть. Если постараешься.
— Ничего нет почетного в том, что я
могу пить как лошадь и никогда не пьянею, но зато я ни с кем и не ссорюсь и никого не задираю. Очевидно, эти хорошие стороны моего характера здесь достаточно известны,
а потому мне оказывают доверие.
— А-а! Я, кажется, начинаю понимать! — просиял Ярченко. — Наш новый друг, — извините за маленькую фамильярность, — по-видимому, собирает бытовой материал? И,
может быть, через несколько лет мы
будем иметь удовольствие прочитать…
Но Боря не
мог оставить. У него
была несчастная особенность!: опьянение не действовало ему ни на ноги, ни на язык но приводило его в мрачное, обидчивое настроение и толкало на ссоры.
А Платонов давно уже раздражал его своим небрежно-искренним, уверенным и серьезным тоном, так мало подходящим к отдельному кабинету публичного дома Но еще больше сердило Собашникова то кажущееся равнодушие, с которым репортер пропускал его злые вставки в разговор.
—
А волоките его сюда.
Может быть, он смешной?
— Когда она прекратится — никто тебе не скажет.
Может быть, тогда, когда осуществятся прекрасные утопии социалистов и анархистов, когда земля станет общей и ничьей, когда любовь
будет абсолютно свободна и подчинена только своим неограниченным желаниям,
а человечество сольется в одну счастливую семью, где пропадет различие между твоим и моим, и наступит рай на земле, и человек опять станет нагим, блаженным и безгрешным. Вот разве тогда…
— Женечка…
может быть, вы…
А? Ведь не в любовницы зову… как друга… Пустяки, полгода отдыха…
а там какое-нибудь ремесло изучим…
будем читать…
— Вы знаете, мне все равно, что трефное, что кошерное. Я не признаю никакой разницы. Но что я
могу поделать с моим желудком! На этих станциях черт знает какой гадостью иногда накормят. Заплатишь каких-нибудь три-четыре рубля,
а потом на докторов пролечишь сто рублей. Вот,
может быть, ты, Сарочка, — обращался он к жене, —
может быть, сойдешь на станцию скушать что-нибудь? Или я тебе пришлю сюда?
— Ну,
а у вас, в Париже или Ницце, разве веселее? Ведь надо сознаться: веселье, молодость и смех навсегда исчезли из человеческой жизни, да и вряд ли когда-нибудь вернутся. Мне кажется, что нужно относиться к людям терпеливее. Почем знать,
может быть для всех, сидящих тут, внизу, сегодняшний вечер — отдых, праздник?
— Напрасно вы брезгуете этим генералом, — сказала она. — Я знавала хуже эфиопов. У меня
был один Гость настоящий болван. Он меня не
мог любить иначе… иначе… ну, скажем просто, он меня колол иголками в грудь…
А в Вильно ко мне ходил ксендз. Он одевал меня во все белое, заставлял пудриться, укладывал в постель. Зажигал около меня три свечки. И тогда, когда я казалась ему совсем мертвой, он кидался на меня.
— Ну вот, я и подумал:
а ведь каждую из этих женщин любой прохвост, любой мальчишка, любой развалившийся старец
может взять себе на минуту или на ночь, как мгновенную прихоть, и равнодушно еще в лишний, тысяча первый раз осквернить и опоганить в ней то, что в человеке
есть самое драгоценное — любовь…
— Подожди, Любочка! Подожди, этого не надо. Понимаешь, совсем, никогда не надо. То, что вчера
было, ну, это случайность. Скажем, моя слабость. Даже более:
может быть, мгновенная подлость. Но, ей-богу, поверь мне, я вовсе не хотел сделать из тебя любовницу. Я хотел видеть тебя другом, сестрой, товарищем… Нет, нет ничего: все сладится, стерпится. Не надо только падать духом.
А покамест, дорогая моя, подойди и посмотри немножко в окно: я только приведу себя в порядок.
— Вот и чудесно… И хорошо, и мило,-говорил Лихонин, суетясь около хромоногого стола и без нужды переставляя чайную посуду. — Давно я, старый крокодил, не
пил чайку как следует, по-христиански, в семейной обстановке. Садитесь, Люба, садитесь, милая, вот сюда, на диван, и хозяйничайте. Водки вы, верно, по утрам не
пьете,
а я, с вашего позволения,
выпью… Это сразу подымает нервы. Мне, пожалуйста, покрепче, с кусочком лимона. Ах, что
может быть вкуснее стакана горячего чая, налитого милыми женскими руками?
— Что же, и это дело, — согласился Лихонин и задумчиво погладил бороду. —
А я, признаться, вот что хотел. Я хотел открыть для нее… открыть небольшую кухмистерскую или столовую, сначала, конечно, самую малюсенькую, но в которой готовилось бы все очень дешево, чисто и вкусно. Ведь многим студентам решительно все равно, где обедать и что
есть. В студенческой почти никогда не хватает мест. Так вот,
может быть, нам удастся как-нибудь затащить всех знакомых и приятелей.
А то, — и она лукаво заблестела глазами, —
а то,
может быть, девочку?
— Да и прислугой тоже. Потрудитесь представить свидетельство от вашего квартирохозяина, — ведь, надеюсь, вы сами не домовладелец?.. Так вот, свидетельство о том, что вы в состоянии держать прислугу,
а кроме того, все документы, удостоверяющие, что вы именно та личность, за которую себя выдаете, например, свидетельство из вашего участка и из университета и все такое прочее. Ведь вы, надеюсь, прописаны? Или,
может быть, того?.. Из нелегальных?
— Скажите, ну разве
будет для вашей сестры, матери или для вашего мужа обидно, что вы случайно не пообедали дома,
а зашли в ресторан или в кухмистерскую и там насытили свой голод. Так и любовь. Не больше, не меньше. Физиологическое наслаждение.
Может быть, более сильное, более острое, чем всякие другие, но и только. Так, например, сейчас: я хочу вас, как женщину.
А вы
Но другая
была настолько бестактна, что, —
может быть, для нее в первый раз,
а для Любки в сотый, — начала разговор о том, как она попала на путь проституции.
— Ничего, милый, подождут: ты уже совсем взрослый мужчина. Неужели тебе надо слушаться кого-нибудь?..
А впрочем, как хочешь.
Может быть, свет совсем потушить, или и так хорошо? Ты как хочешь, — с краю или у стенки?
— Ты меня извини, Женечка, я сейчас должен обедать, — сказал он, — так,
может быть, ты пойдешь вместе со мной и расскажешь, в чем дело,
а я заодно успею
поесть. Тут неподалеку
есть скромный кабачишко. В это время там совсем нет народа, и даже имеется маленькое стойлице вроде отдельного кабинета, — там нам с тобой
будет чудесно. Пойдем!
Может быть, и ты что-нибудь скушаешь.
— Не «
может быть»,
а наверно!
— Свет велик…
А я жизнь люблю!.. Вот я так же и в монастыре, жила, жила,
пела антифоны и залостойники, пока не отдохнула, не соскучилась вконец,
а потом сразу хоп! и в кафешантан… Хорош скачок? Так и отсюда… В театр пойду, в цирк, в кордебалет…
а больше, знаешь, тянет меня, Женечка, все-таки воровское дело… Смелое, опасное, жуткое и какое-то пьяное… Тянет!.. Ты не гляди на меня, что я такая приличная и скромная и
могу казаться воспитанной девицей. Я совсем-совсем другая.
— Нет, я так, на всякий случай… Возьми-ка, возьми деньги!
Может быть, меня в больницу заберут…
А там, как знать, что произойдет? Я мелочь себе оставила на всякий случай…
А что же, если и в самом деле, Тамарочка, я захотела бы что-нибудь над собой сделать, неужели ты стала бы мешать мне?
Анна Марковна так дешево уступила дом не только потому, что Кербеш, если бы даже и не знал за нею некоторых темных делишек, все-таки
мог в любое время подставить ей ножку и съесть без остатка. Предлогов и зацепок к этому можно
было найти хоть по сту каждый день, и иные из них грозили бы не одним только закрытием дома,
а, пожалуй, и судом.
Вчера утром вышли какие-то нелады с дирекцией,
а вечером публика приняла ее не так восторженно, как бы ей хотелось, или,
может быть, это ей просто показалось,
а сегодня в газетах дурак рецензент, который столько же понимал в искусстве, сколько корова в астрономии, расхвалил в большой заметке ее соперницу Титанову.
— Признаться, я и сама еще не знаю, — ответила Тамара. — Видите ли, ее отвезли в анатомический театр… Но пока составили протокол, пока дорога, да там еще прошло время для приема, — вообще, я думаю, что ее не успели еще вскрыть… Мне бы хотелось, если только это возможно, чтобы ее не трогали. Сегодня — воскресенье,
может быть, отложат до завтра,
а покамест можно что-нибудь сделать для нее…
— Я не
могу сейчас всего сообразить как следует, — сказала она, помолчав. — Но если человек чего-нибудь сильно хочет, он достигнет,
а я хочу всей душой исполнить ваше желание. Постойте, постойте!.. Кажется, мне приходит в голову великолепная мысль… Ведь тогда, в тот вечер, если не ошибаюсь, с нами
были, кроме меня и баронессы…
— Я их не знаю… Один из них вышел из кабинета позднее вас всех. Он поцеловал мою руку и сказал, что если он когда-нибудь понадобится, то всегда к моим услугам, и дал мне свою карточку, но просил ее никому не показывать из посторонних…
А потом все это как-то прошло и забылось. Я как-то никогда не удосужилась справиться, кто
был этот человек,
а вчера искала карточку и не
могла найти…