Неточные совпадения
У нее четверо детей. Двое старших, Ромка и Алечка, еще не пришли из гимназии,
а младшие — семилетний Адька и пятилетний Эдька, здоровые мальчуганы со щеками, пестрыми от грязи, от лишаев, от размазанных слез и от раннего весеннего загара, — торчат около матери. Они оба держатся руками за край стола и попрошайничают. Они всегда голодны, потому
что их мать насчет стола беспечна: едят кое-как, в разные часы, посылая в мелочную лавочку за всякой всячиной...
Временами ему кажется,
что голова у него начинает пухнуть, пухнуть, и тогда стол с книгой, с чернильницей и с поручиковой рукой уходят страшно далеко и становятся совсем маленькими, потом, наоборот, книга приближается к самым его глазам, чернильница растет и двоится,
а голова уменьшается до смешных и странных размеров.
— Нервная… Какая бы я там ни была,
а я знаю про себя,
что я женщина честная и трудящая… Прочь, вы, байструки! — кричит она на детей, и вдруг — шлеп! шлеп! — два метких удара ложкой влетают по лбу Адьке и Эдьке. Мальчики хнычут.
— Проклятое мое дело, и судьба моя проклятая… — ворчит сердито хозяйка. — Как я за покойным мужем жила, я никакого горя себе не видела.
А теперь,
что ни швейцар — так пьяница,
а горничные все воровки. Цыц, вы, проклятики!.. Вот и эта Проська, двух дней не прожила,
а уж из номера двенадцатого у девушки чулки стащила.
А то еще бывают некоторые другие, которые только по трактирам ходят за чужие деньги,
а дела никакого не делают…
Он уже их вел,
а я подошел к одному и говорю на ухо: «Мне, говорю, все равно, идите хочь куда хотите,
а как вы люди в здешних местах неизвестные и мне вас ужасно жалко, то я вам скажу, чтобы вы лучше за этим человеком не ходили, потому
что у них в гостинице на прошлой неделе богомольцу одному подсыпали порошку и обокрали».
— Да! Ты не веришь мне! — возражает поручик с тихим, но глубоким трагизмом. — Ну
что ж, я заслужил это.
А я каждую ночь приходил под твои окна и в душе творил молитву за тебя. — Поручик быстро опрокидывает рюмку, закусывает и продолжает с набитым ртом и со слезящимися глазами: — И я все думал:
что, если бы случился вдруг пожар или напали разбойники? Я бы тогда доказал тебе. Я бы с радостью отдал за тебя жизнь… Увы, она и так недолга, — вздыхает он. — Дни мои сочтены…
Она все знает,
что может знать взрослая девушка, но никогда в этих случаях не краснеет,
а только опускает вниз свои черные длинные ресницы, бросающие синие тени на янтарные щеки, и улыбается странной, скромной, нежной и в то же время сладострастной какой-то ожидающей улыбкой.
Но Горжевский вынул револьвер: «Или играй, собака, или пулю в лоб!» Ничего не поделаешь, шулер сел и, главное, так растерялся,
что позабыл,
что сзади него зеркало,
а Горжевский сидит напротив, и ему в зеркало все карты партнера видны.
— Ос-сади назад! Р-р-разойдись! Я не понимаю, господа,
что т-тут вы нашли любопытного? Ровно ничего. Господин… убедительно прошу…
А еще, кажется, интеллигентный человек, в котелке… Что-с?
А вот я тебе покажу полицейский произвол-с. Михальчук, заметить этого. Эй, мальчишка, куда лезешь. Я-ть!..
— Нет, нет, нет, нет, ни за
что! — схватывается хозяйка. — У нас сейчас ужин… селедочка.
А так я вас ни за
что не пущу.
А то,
что было прежде студентом, уже лежит в холодном подвале анатомического театра, на цинковом ящике, на льду, — лежит, освещенное газовым рожком, обнаженное, желтое, отвратительное. На правой голой ноге выше щиколотки толстыми чернильными цифрами у него написано: 14. Это его номер в анатомическом театре.
А что? Да так. Я усыпляю // Пустые, черные мечты; // Я только в скобках замечаю, // Что нет презренной клеветы, // На чердаке вралем рожденной // И светской чернью ободренной, // Что нет нелепицы такой, // Ни эпиграммы площадной, // Которой бы ваш друг с улыбкой, // В кругу порядочных людей, // Без всякой злобы и затей, // Не повторил стократ ошибкой; // А впрочем, он за вас горой: // Он вас так любит… как родной!
Неточные совпадения
Хлестаков.
А что вам угодно?
Хлестаков (придвигаясь).Да ведь это вам кажется только,
что близко;
а вы вообразите себе,
что далеко. Как бы я был счастлив, сударыня, если б мог прижать вас в свои объятия.
Кто там? (Подходит к окну.)
А,
что ты, матушка?
Батюшка пришлет денежки,
чем бы их попридержать — и куды!.. пошел кутить: ездит на извозчике, каждый день ты доставай в кеятр билет,
а там через неделю, глядь — и посылает на толкучий продавать новый фрак.
Осип. Да
что завтра! Ей-богу, поедем, Иван Александрович! Оно хоть и большая честь вам, да все, знаете, лучше уехать скорее: ведь вас, право, за кого-то другого приняли… И батюшка будет гневаться,
что так замешкались. Так бы, право, закатили славно!
А лошадей бы важных здесь дали.