Неточные совпадения
На прошлой неделе, когда он проходил по платформе мимо
того же курьерского поезда, он заметил высокую, стройную, очень красивую даму в
черном платье, стоявшую в дверях вагона первого класса.
Из окна направо была видна через ворота часть грязной,
черной улицы, с чьим-то забором по
ту сторону. Вдоль этого забора, бережно ступая ногами в сухие места, медленно проходили люди. «У них целый день еще впереди, — думал Ромашов, завистливо следя за ними глазами, — оттого они и не торопятся. Целый свободный день!»
Он дернул Лейбу за кушак и выпрыгнул из экипажа. Шурочка стояла в
черной раме раскрытой двери. На ней было белое гладкое платье с красными цветами за поясом, с правого бока;
те же цветы ярко и тепло краснели в ее волосах. Странно: Ромашов знал безошибочно, что это — она, и все-таки точно не узнавал ее. Чувствовалось в ней что-то новое, праздничное и сияющее.
На другом конце скатерти зашел разговор о предполагаемой войне с Германией, которую тогда многие считали делом почти решенным. Завязался спор, крикливый, в несколько ртов зараз, бестолковый. Вдруг послышался сердитый, решительный голос Осадчего. Он был почти пьян, но это выражалось у него только
тем, что его красивое лицо страшно побледнело, а тяжелый взгляд больших
черных глаз стал еще сумрачнее.
Теперь, поднявшись выше, он ясно видел ее глаза, которые стали огромными,
черными и
то суживались,
то расширялись, и от этого причудливо менялось в темноте все ее знакомо-незнакомое лицо. Он жадными, пересохшими губами искал ее рта, но она уклонялась от него, тихо качала головой и повторяла медленным шепотом...
Ромашов глядел на него с молчаливым состраданием. Все лицо Назанского странно изменилось за
то время, как оба офицера не виделись. Глаза глубоко ввалились и
почернели вокруг, виски пожелтели, а щеки с неровной грязной кожей опустились и оплыли книзу и некрасиво обросли жидкими курчавыми волосами.
Рыбин согнулся и неохотно, неуклюже вылез в сени. Мать с минуту стояла перед дверью, прислушиваясь к тяжелым шагам и сомнениям, разбуженным в ее груди. Потом тихо повернулась, прошла в комнату и, приподняв занавеску, посмотрела в окно. За стеклом неподвижно стояла
черная тьма.
Уже несколько недель город был обложен тесным кольцом врагов, закованных в железо; по ночам зажигались костры, и огонь смотрел из
черной тьмы на стены города множеством красных глаз — они пылали злорадно, и это подстерегающее горение вызывало в осажденном городе мрачные думы.
Деревню было не видно в густой,
чёрной тьме леса, но ему казалось, что он видит её, со всеми избами и людьми, со старой ветлой у колодца, среди улицы.
Вокруг них, над ними непроницаемо
чёрная тьма, они даже глаз друг друга не видят и говорят беззвучным шёпотом. Пахнет сеном, берёзовыми вениками, из погреба поднимается сыроватый, приятный холодок. Тяжёлая, точно из свинца литая, тишина облила городишко; иногда пробежит крыса, попищат мышата, да ежечасно на колокольне у Николы подбитый колокол бросает в тьму унылые, болезненно дрожащие звуки.
Неточные совпадения
Константинополь, бывшая Византия, а ныне губернский город Екатериноград, стоит при излиянии
Черного моря в древнюю Пропонтиду и под сень Российской Державы приобретен в 17… году, с распространением на оный единства касс (единство сие в
том состоит, что византийские деньги в столичном городе Санкт-Петербурге употребление себе находить должны).
Изложив таким манером нечто в свое извинение, не могу не присовокупить, что родной наш город Глупов, производя обширную торговлю квасом, печенкой и вареными яйцами, имеет три реки и, в согласность древнему Риму, на семи горах построен, на коих в гололедицу великое множество экипажей ломается и столь же бесчисленно лошадей побивается. Разница в
том только состоит, что в Риме сияло нечестие, а у нас — благочестие, Рим заражало буйство, а нас — кротость, в Риме бушевала подлая
чернь, а у нас — начальники.
Еще с горы открылась ему под горою тенистая, уже скошенная часть луга, с сереющими рядами и
черными кучками кафтанов, снятых косцами на
том месте, откуда они зашли первый ряд.
Наступила самая торжественная минута. Тотчас надо было приступить к выборам. Коноводы
той и другой партии по пальцам высчитывали белые и
черные.
Анна была не в лиловом, как
того непременно хотела Кити, а в
черном, низко срезанном бархатном платье, открывавшем ее точеные, как старой слоновой кости, полные плечи и грудь и округлые руки с тонкою крошечною кистью.