Толстые губы его так плотно и длительно присосались, что Самгин почти задохнулся, —
противное ощущение засасывания обострялось колющей болью, которую причиняли жесткие, подстриженные усы. Поручик выгонял мизинцем левой руки слезы из глаз, смеялся всхлипывающим смехом, чмокал и говорил:
Звук их говора, холодный и скользкий, касался ее лица и вызывал своим прикосновением дрожь в щеках, недужное,
противное ощущение во рту.
Неточные совпадения
Голова после вчерашнего у меня туго стянута бинтами. И так: это не бинты, а обруч; беспощадный, из стеклянной стали, обруч наклепан мне на голову, и я — в одном и том же кованом кругу: убить Ю. Убить Ю, — а потом пойти к той и сказать: «Теперь — веришь?»
Противней всего, что убить как-то грязно, древне, размозжить чем-то голову — от этого странное
ощущение чего-то отвратительно-сладкого во рту, и я не могу проглотить слюну, все время сплевываю ее в платок, во рту сухо.
И опять зеленая
противная муть поплыла перед ее глазами. Лбу стало холодно, и тошно-томительное
ощущение обморока овладело ее телом и всем ее существом. Она нагнулась над бортом, думая, как давеча, получить облегчение, но она видела только темное, тяжелое пространство внизу и на нем белые волны, то возникающие, то тающие.
В ужасе и гневе она начала кричать без слов, пронзительно, но он своими толстыми, открытыми и мокрыми губами зажал ей рот. Она барахталась, кусала его губы, и когда ей удавалось на секунду отстранить свое лицо, кричала и плевалась. И вдруг опять томительное,
противное, предсмертное
ощущение обморока обессилило ее. Руки и ноги сделались вялыми, как и все ее тело.
И всюду здесь жизнь, всюду
ощущение этой жизни и уважение к ней — то просто уважение, которое так высоко ставит Толстой. Мы видели, например, что в чисто художественных произведениях Достоевского совсем нет животных. Если изредка животное и промелькнет, то непременно «
противное», «паршивое», «скверное» — бесконечно униженное, с мертвою и мрачною душою. А вот как в «Записках из мертвого дома»:
Мы ездили на позиции, наблюдали вблизи бой, испытывали острое
ощущение пребывания под огнем; но и это
ощущение несло с собой оскоминный,
противный привкус, потому что глупо было лезть в опасность из-за ничего.