— Да, разумно
сделать больно человеку, чтобы он вперед не делал того же, за что ему сделали больно, и вполне разумно вредному, опасному для общества члену отрубить голову.
Ей показалось, что его слова ударили ее по лицу, раз и два; злые, хриплые, они
делали больно, как будто рвали щеки, выхлестывали глаза…
Он оттолкнулся от дерева, — фуражка с головы его упала. Наклоняясь, чтоб поднять её, он не мог отвести глаз с памятника меняле и приёмщику краденого. Ему было душно, нехорошо, лицо налилось кровью, глаза болели от напряжения. С большим усилием он оторвал их от камня, подошёл к самой ограде, схватился руками за прутья и, вздрогнув от ненависти, плюнул на могилу… Уходя прочь от неё, он так крепко ударял в землю ногами, точно хотел
сделать больно ей!..
Чувствуется, что эту фразу говорит человек не совсем еще закоснелый, что вы не ничто в его глазах, что у него могут быть такие же уязвимые места, как и у вас, и у всякого; одним словом, что это слабый смертный, которому можно
сделать больно, который имеет хоть какие-нибудь точки соприкосновения с вами.
Неточные совпадения
― Вам нужен Сережа, чтобы
сделать мне
больно, ― проговорила она, исподлобья глядя на него. ― Вы не любите его… Оставьте Сережу!
И действительно, он покраснел от досады и что-то сказал неприятное. Она не помнила, что она ответила ему, но только тут к чему-то он, очевидно с желанием тоже
сделать ей
больно, сказал:
— Я не знаю! — вскакивая сказал Левин. — Если бы вы знали, как вы
больно мне
делаете! Всё равно, как у вас бы умер ребенок, а вам бы говорили: а вот он был бы такой, такой, и мог бы жить, и вы бы на него радовались. А он умер, умер, умер…
— «Я знаю, что он хотел сказать; он хотел сказать: ненатурально, не любя свою дочь, любить чужого ребенка. Что он понимает в любви к детям, в моей любви к Сереже, которым я для него пожертвовала? Но это желание
сделать мне
больно! Нет, он любит другую женщину, это не может быть иначе».
— Да, я его знаю. Я не могла без жалости смотреть на него. Мы его обе знаем. Он добр, но он горд, а теперь так унижен. Главное, что меня тронуло… — (и тут Анна угадала главное, что могло тронуть Долли) — его мучают две вещи: то, что ему стыдно детей, и то, что он, любя тебя… да, да, любя больше всего на свете, — поспешно перебила она хотевшую возражать Долли, —
сделал тебе
больно, убил тебя. «Нет, нет, она не простит», всё говорит он.