Он обходил взводы, предлагал солдатам вопросы из гарнизонной службы и время от времени ругался матерными словами с той особенной молодеческой виртуозностью, которая
в этих случаях присуща старым фронтовым служакам.
Ромашову было противно опухшее лицо Веткина с остекленевшими глазами, был гадок запах, шедший из его рта, прикосновение его мокрых губ и усов. Но он был всегда
в этих случаях беззащитен и теперь только деланно и вяло улыбался.
— То, что
в этом случае мужа почти наверное не допустят к экзаменам. Репутация офицера генерального штаба должна быть без пушинки. Между тем если бы вы на самом деле стрелялись, то тут было бы нечто героическое, сильное. Людям, которые умеют держать себя с достоинством под выстрелом, многое, очень многое прощают. Потом… после дуэли… ты мог бы, если хочешь, и извиниться… Ну, это уж твое дело.
Неточные совпадения
Старослуживые, тверже знавшие
эту игрушечную казуистику, отвечали
в таких
случаях преувеличенно суровым тоном: «Отходи!
— Я только, господа… Я, господа, может быть, ошибаюсь, — заговорил он, заикаясь и смущенно комкая свое безбородое лицо руками. — Но, по-моему, то есть я полагаю… нужно
в каждом отдельном
случае разбираться. Иногда дуэль полезна,
это безусловно, и каждый из нас, конечно, выйдет к барьеру. Безусловно. Но иногда, знаете,
это… может быть, высшая честь заключается
в том, чтобы…
это… безусловно простить… Ну, я не знаю, какие еще могут быть
случаи… вот…
Но особенно он бывал жесток и утеснителен
в тех
случаях, когда младший офицер опаздывал
в роту, и
это чаще всего испытывал на себе Ромашов.
— Может быть, по
этому случаю зайдем
в собрание? Вонзим точию по единой, как говорит наш великосветский друг Арчаковский? — предложил Веткин.
В самом конце мая
в роте капитана Осадчего повесился молодой солдат, и, по странному расположению судьбы, повесился
в то же самое число,
в которое
в прошлом году произошел
в этой роте такой же
случай.
Ромашов не мог удержаться от невольной грустной улыбки:
эта «форма одежды обыкновенная» — мундир с погонами и цветным кушаком — надевается именно
в самых необыкновенных
случаях: на суде, при публичных выговорах и во время всяких неприятных явок по начальству.
—
В таком
случае заявляю, что ни на один из вопросов капитана Петерсона я отвечать не буду, — сказал Ромашов. —
Это будет лучше для него и для меня.
Милон. Вы, господин Скотинин, сами признаете себя неученым человеком; однако, я думаю,
в этом случае и ваш лоб был бы не крепче ученого.
Вронский поступал
в этом случае совсем не так, как Левин. Он, очевидно, не приписывал болтовне Весловского никакой важности и, напротив, поощрял эти шутки.
— Послушайте, — сказал он с явным беспокойством, — вы, верно, забыли про их заговор?.. Я не умею зарядить пистолета, но
в этом случае… Вы странный человек! Скажите им, что вы знаете их намерение, и они не посмеют… Что за охота! подстрелят вас как птицу…
Неточные совпадения
Хлестаков. Я, признаюсь, рад, что вы одного мнения со мною. Меня, конечно, назовут странным, но уж у меня такой характер. (Глядя
в глаза ему, говорит про себя.)А попрошу-ка я у
этого почтмейстера взаймы! (Вслух.)Какой странный со мною
случай:
в дороге совершенно издержался. Не можете ли вы мне дать триста рублей взаймы?
Анна Андреевна, жена его, провинциальная кокетка, еще не совсем пожилых лет, воспитанная вполовину на романах и альбомах, вполовину на хлопотах
в своей кладовой и девичьей. Очень любопытна и при
случае выказывает тщеславие. Берет иногда власть над мужем потому только, что тот не находится, что отвечать ей; но власть
эта распространяется только на мелочи и состоит
в выговорах и насмешках. Она четыре раза переодевается
в разные платья
в продолжение пьесы.
Хлестаков. Да, и
в журналы помещаю. Моих, впрочем, много есть сочинений: «Женитьба Фигаро», «Роберт-Дьявол», «Норма». Уж и названий даже не помню. И всё
случаем: я не хотел писать, но театральная дирекция говорит: «Пожалуйста, братец, напиши что-нибудь». Думаю себе: «Пожалуй, изволь, братец!» И тут же
в один вечер, кажется, всё написал, всех изумил. У меня легкость необыкновенная
в мыслях. Все
это, что было под именем барона Брамбеуса, «Фрегат „Надежды“ и „Московский телеграф“… все
это я написал.
Сделавши
это, он улыбнулся.
Это был единственный
случай во всей многоизбиенной его жизни, когда
в лице его мелькнуло что-то человеческое.
"
В первый раз сегодня я понял, — писал он по
этому случаю Пфейферше, — что значит слова: всладце уязви мя, которые вы сказали мне при первом свидании, дорогая сестра моя по духу!