Неточные совпадения
— Что нового? Ничего нового. Сейчас, вот только что, застал полковой командир
в собрании подполковника Леха. Разорался на него так, что на соборной площади было слышно. А Лех пьян, как змий, не может папу-маму выговорить. Стоит на месте и качается, руки за
спину заложил. А Шульгович как рявкнет на него: «Когда разговариваете с полковым командиром, извольте руки на заднице не держать!» И прислуга здесь же была.
Он не договорил, устало махнул рукой и, повернувшись
спиной к молодому офицеру, весь сгорбившись, опустившись, поплелся домой,
в свою грязную, старческую холостую квартиру.
Ромашов поглядел ему вслед, на его унылую, узкую и длинную
спину, и вдруг почувствовал, что
в его сердце, сквозь горечь недавней обиды и публичного позора, шевелится сожаление к этому одинокому, огрубевшему, никем не любимому человеку, у которого во всем мире остались только две привязанности: строевая красота своей роты и тихое, уединенное ежедневное пьянство по вечерам — «до подушки», как выражались
в полку старые запойные бурбоны.
Ромашов, который теперь уже не шел, а бежал, оживленно размахивая руками, вдруг остановился и с трудом пришел
в себя. По его
спине, по рукам и ногам, под одеждой, по голому телу, казалось, бегали чьи-то холодные пальцы, волосы на голове шевелились, глаза резало от восторженных слез. Он и сам не заметил, как дошел до своего дома, и теперь, очнувшись от пылких грез, с удивлением глядел на хорошо знакомые ему ворота, на жидкий фруктовый сад за ними и на белый крошечный флигелек
в глубине сада.
Придя к себе, Ромашов, как был,
в пальто, не сняв даже шашки, лег на кровать и долго лежал, не двигаясь, тупо и пристально глядя
в потолок. У него болела голова и ломило
спину, а
в душе была такая пустота, точно там никогда не рождалось ни мыслей, ни вспоминаний, ни чувств; не ощущалось даже ни раздражения, ни скуки, а просто лежало что-то большое, темное и равнодушное.
Николаев сидел
спиной к ним, у стола, заваленного книгами, атласами и чертежами. Он
в этом году должен был держать экзамен
в академию генерального штаба и весь год упорно, без отдыха готовился к нему. Это был уж третий экзамен, так как два года подряд он проваливался.
От долгого сиденья у него затекли ноги и заболела
спина. Вытянувшись во весь рост, он сильно потянулся вверх и выгнул грудь, и все его большое, мускулистое тело захрустело
в суставах от этого мощного движения.
Ромашов потихоньку встал с кровати и сел с ногами на открытое окно, так что его
спина и его подошвы упирались
в противоположные косяки рамы.
Назанский опять подошел к поставцу. Но он не пил, а, повернувшись
спиной к Ромашову, мучительно тер лоб и крепко сжимал виски пальцами правой руки. И
в этом нервном движении было что-то жалкое, бессильное, приниженное.
Но ему доставляло странное, непонятное другим удовольствие торчать
в карточной, или
в бильярдной комнате за
спинами игроков, или
в столовой, когда там особенно кутили.
Полковник Брем, одетый
в кожаную шведскую куртку, стоял у окна,
спиною к двери, и не заметил, как вошел Ромашов. Он возился около стеклянного аквариума, запустив
в него руку по локоть. Ромашов должен был два раза громко прокашляться, прежде чем Брем повернул свое худое, бородатое, длинное лицо
в старинных черепаховых очках.
Но вдруг ему вспомнились его недавние горделивые мечты о стройном красавце подпоручике, о дамском восторге, об удовольствии
в глазах боевого генерала, — и ему стало так стыдно, что он мгновенно покраснел не только лицом, но даже грудью и
спиной.
Ромашов уже взошел на заднее крыльцо, но вдруг остановился, уловив
в столовой раздраженный и насмешливый голос капитана Сливы. Окно было
в двух шагах, и, осторожно заглянув
в него, Ромашов увидел сутуловатую
спину своего ротного командира.
Потом он сам отвел Хлебникова
в лагерь. Пришлось вызывать дежурного по роте унтер-офицера Шаповаленко. Тот вышел
в одном нижнем белье, зевая, щурясь и почесывая себе то
спину, то живот.
Он не знал также, как все это окончилось. Он застал себя стоящим
в углу, куда его оттеснили, оторвав от Николаева. Бек-Агамалов поил его водой, но зубы у Ромашова судорожно стучали о края стакана, и он боялся, как бы не откусить кусок стекла. Китель на нем был разорван под мышками и на
спине, а один погон, оторванный, болтался на тесемочке. Голоса у Ромашова не было, и он кричал беззвучно, одними губами...
Он слышал, как Николаев спросил
в буфете рюмку коньяку и как он прощался с кем-то. Потом почувствовал мимо себя шаги Николаева. Хлопнула на блоке дверь. И вдруг через несколько секунд он услышал со двора за своей
спиной осторожный шепот...
Неточные совпадения
Не знаешь сам, что сделал ты: // Ты снес один по крайности // Четырнадцать пудов!» // Ой, знаю! сердце молотом // Стучит
в груди, кровавые //
В глазах круги стоят, //
Спина как будто треснула…
— А потому терпели мы, // Что мы — богатыри. //
В том богатырство русское. // Ты думаешь, Матренушка, // Мужик — не богатырь? // И жизнь его не ратная, // И смерть ему не писана //
В бою — а богатырь! // Цепями руки кручены, // Железом ноги кованы, //
Спина… леса дремучие // Прошли по ней — сломалися. // А грудь? Илья-пророк // По ней гремит — катается // На колеснице огненной… // Все терпит богатырь!
Вздохнул Савелий… — Внученька! // А внученька! — «Что, дедушка?» // — По-прежнему взгляни! — // Взглянула я по-прежнему. // Савельюшка засматривал // Мне
в очи;
спину старую // Пытался разогнуть. // Совсем стал белый дедушка. // Я обняла старинушку, // И долго у креста // Сидели мы и плакали. // Я деду горе новое // Поведала свое…
Разломило
спину, // А квашня не ждет! // Баба Катерину // Вспомнила — ревет: //
В дворне больше году // Дочка… нет родной! // Славно жить народу // На Руси святой!
Спина в то время хрустнула, // Побаливала изредка, // Покуда молод был, // А к старости согнулася.