Неточные совпадения
Потом он шагал
в комнату, и за его широкой, сутулой
спиной всегда оказывалась докторша, худенькая, желтолицая, с огромными глазами. Молча поцеловав Веру Петровну, она кланялась всем людям
в комнате, точно иконам
в церкви, садилась подальше от них и сидела, как на приеме у дантиста, прикрывая рот платком. Смотрела она
в тот угол, где потемнее, и как будто ждала, что вот сейчас из темноты кто-то позовет ее...
Солидный, толстенький Дмитрий всегда сидел
спиной к большому столу, а Клим, стройный, сухонький, остриженный
в кружок, «под мужика», усаживался лицом к взрослым и, внимательно слушая их говор, ждал, когда отец начнет показывать его.
Иногда, чаще всего
в час урока истории, Томилин вставал и ходил по комнате, семь шагов от стола к двери и обратно, — ходил наклоня голову, глядя
в пол, шаркал растоптанными туфлями и прятал руки за
спиной, сжав пальцы так крепко, что они багровели.
Тогда, испуганный этим, он спрятался под защиту скуки, окутав ею себя, как облаком. Он ходил солидной походкой, заложив руки за
спину, как Томилин, имея вид мальчика, который занят чем-то очень серьезным и далеким от шалостей и буйных игр. Время от времени жизнь помогала ему задумываться искренно:
в середине сентября,
в дождливую ночь, доктор Сомов застрелился на могиле жены своей.
Клим заглянул
в дверь: пред квадратной пастью печки, полной алых углей,
в низеньком, любимом кресле матери, развалился Варавка, обняв мать за талию, а она сидела на коленях у него, покачиваясь взад и вперед, точно маленькая.
В бородатом лице Варавки, освещенном отблеском углей, было что-то страшное, маленькие глазки его тоже сверкали, точно угли, а с головы матери на
спину ее красиво стекали золотыми ручьями лунные волосы.
Она стояла, прислонясь
спиною к тонкому стволу березы, и толкала его плечом, с полуголых ветвей медленно падали желтые листья, Лидия втаптывала их
в землю, смахивая пальцами непривычные слезы со щек, и было что-то брезгливое
в быстрых движениях ее загоревшей руки. Лицо ее тоже загорело до цвета бронзы, тоненькую, стройную фигурку красиво облегало синее платье, обшитое красной тесьмой,
в ней было что-то необычное, удивительное, как
в девочках цирка.
Обняв Клима, он поцеловал его
в лоб,
в щеки, похлопал по
спине и добавил...
Началось это с того, что однажды, опоздав на урок, Клим Самгин быстро шагал сквозь густую муть февральской метели и вдруг, недалеко от желтого здания гимназии, наскочил на Дронова, — Иван стоял на панели, держа
в одной руке ремень ранца, закинутого за
спину, другую руку, с фуражкой
в ней, он опустил вдоль тела.
— Иногда кажется, что понимать — глупо. Я несколько раз ночевал
в поле; лежишь на
спине, не спится, смотришь на звезды, вспоминая книжки, и вдруг — ударит, — эдак, знаешь, притиснет: а что, если величие и необъятность вселенной только — глупость и чье-то неумение устроить мир понятнее, проще?
Вначале ее восклицания показались Климу восклицаниями удивления или обиды. Стояла она
спиною к нему, он не видел ее лица, но
в следующие секунды понял, что она говорит с яростью и хотя не громко, на низких нотах, однако способна оглушительно закричать, затопать ногами.
Я помню ее одетой
в белое или светло-голубое, с толстой каштановой косой на груди, на
спине.
Вышли из ресторана, взяли извозчика; глядя
в его сутулую
спину, туго обтянутую синим кафтаном, Макаров говорил...
— Закройте окно, а то налетит серая дрянь, — сказала она. Потом, прислушиваясь к спору девиц на диване, посмотрев прищуренно
в широкую
спину Инокова, вздохнула...
Вот он идет куда-то широко шагая, глядя
в землю, спрятав руки, сжатые
в кулак, за
спиною, как бы неся на плечах невидимую тяжесть.
— Правду говоря, — нехорошо это было видеть, когда он сидел верхом на
спине Бобыля. Когда Григорий злится, лицо у него… жуткое! Потом Микеша плакал. Если б его просто побили, он бы не так обиделся, а тут — за уши! Засмеяли его, ушел
в батраки на хутор к Жадовским. Признаться — я рада была, что ушел, он мне
в комнату всякую дрянь через окно бросал — дохлых мышей, кротов, ежей живых, а я страшно боюсь ежей!
Огня
в комнате не было, сумрак искажал фигуру Лютова, лишив ее ясных очертаний, а Лидия,
в белом, сидела у окна, и на кисее занавески видно было только ее курчавую, черную голову. Клим остановился
в дверях за
спиною Лютова и слушал...
Варавка и Лютов сидели за столом, Лютов
спиною к двери; входя
в комнату, Клим услыхал его слова...
Лютов сидел на краешке стула, согнув
спину, упираясь ладонями
в колени.
Кажется, все заметили, что он возвратился
в настроении еще более неистовом, — именно этим Самгин объяснил себе невежливое, выжидающее молчание
в ответ Лютову. Туробоев прислонился
спиною к точеной колонке террасы; скрестив руки на груди, нахмуря вышитые брови, он внимательно ловил бегающий взгляд Лютова, как будто ожидая нападения.
— Не попа-ал! — взвыл он плачевным волчьим воем, барахтаясь
в реке. Его красная рубаха вздулась на
спине уродливым пузырем, судорожно мелькала над водою деревяшка с высветленным железным кольцом на конце ее, он фыркал, болтал головою, с волос головы и бороды разлетались стеклянные брызги, он хватался одной рукой за корму лодки, а кулаком другой отчаянно колотил по борту и вопил, стонал...
Вдруг на опушке леса из-за небольшого бугра показался огромным мухомором красный зонтик, какого не было у Лидии и Алины, затем под зонтиком Клим увидел узкую
спину женщины
в желтой кофте и обнаженную, с растрепанными волосами, острую голову Лютова.
Лидия сидела на подоконнике открытого окна
спиною в комнату, лицом на террасу; она была, как
в раме,
в белых косяках окна. Цыганские волосы ее распущены, осыпают щеки, плечи и руки, сложенные на груди. Из-под ярко-пестрой юбки видны ее голые ноги, очень смуглые. Покусывая губы, она говорила...
— Ты их, Гашка, прутом, прутом, — советовала она, мотая тяжелой головой.
В сизых, незрячих глазах ее солнце отражалось, точно
в осколках пивной бутылки. Из двери школы вышел урядник, отирая ладонью седоватые усы и аккуратно подстриженную бороду, зорким взглядом рыжих глаз осмотрел дачников, увидав Туробоева, быстро поднял руку к новенькой фуражке и строго приказал кому-то за
спиною его...
За каторжниками враздробь шагали разнообразно одетые темные люди, с узелками под мышкой, с котомками за
спиной; шел высокий старик
в подряснике и скуфье с чайником и котелком у пояса; его посуда брякала
в такт кандалам.
Ел Никодим Иванович много, некрасиво и, должно быть, зная это, старался есть незаметно, глотал пищу быстро, не разжевывая ее. А желудок у него был плохой, писатель страдал икотой; наглотавшись, он сконфуженно мигал и прикрывал рот ладонью, затем, сунув нос
в рукав, покашливая, отходил к окну, становился
спиною ко всем и тайно потирал живот.
Вдоль стены — шесть корчаг, а за ними,
в углу на ящике, сидел, прислонясь к стене затылком и
спиною, вытянув длинные, тонкие ноги верблюда, человек
в сером подряснике.
В день, когда царь переезжал из Петровского дворца
в Кремль, Москва напряженно притихла. Народ ее плотно прижали к стенам домов двумя линиями солдат и двумя рядами охраны, созданной из отборно верноподданных обывателей. Солдаты были непоколебимо стойкие, точно выкованы из железа, а охранники,
в большинстве, — благообразные, бородатые люди с очень широкими
спинами. Стоя плечо
в плечо друг с другом, они ворочали тугими шеями, посматривая на людей сзади себя подозрительно и строго.
— Так — кар-рашо! — угрожающе сказал человек, начиная быстро писать карандашом
в альбоме, и прислонился
спиной к стене, широко расставив ноги.
— Я не понимаю, — возмущенно заговорил Самгин, но человек
в очках, повернувшись
спиною к нему, сказал...
Лютов был явно настроен на скандал, это очень встревожило Клима, он попробовал вырвать руку, но безуспешно. Тогда он увлек Лютова
в один из переулков Тверской, там встретили извозчика-лихача. Но, усевшись
в экипаж, Лютов, глядя на густые толпы оживленного, празднично одетого народа, заговорил еще громче
в синюю
спину возницы...
Клим смотрел
в каменную
спину извозчика, соображая: слышит извозчик эту пьяную речь? Но лихач, устойчиво покачиваясь на козлах, вскрикивал, предупреждая и упрекая людей, пересекавших дорогу...
Макаров не ввел, а почти внес его
в комнаты, втолкнул
в уборную, быстро раздел по пояс и начал мыть. Трудно было нагнуть шею Маракуева над раковиной умывальника, веселый студент, отталкивая Макарова плечом, упрямо не хотел согнуться, упруго выпрямлял
спину и мычал...
То, что произошло после этих слов, было легко, просто и заняло удивительно мало времени, как будто несколько секунд. Стоя у окна, Самгин с изумлением вспоминал, как он поднял девушку на руки, а она, опрокидываясь
спиной на постель, сжимала уши и виски его ладонями, говорила что-то и смотрела
в глаза его ослепляющим взглядом.
— Чтоб не попасть
в историю, — объяснил Иноков и повернулся
спиною.
Парень с серебряной серьгой
в ухе легко, тараном плеча своего отодвинул Самгина за
спину себе и сказал негромко, сипло...
За
спиной редактора стоял шкаф, тесно набитый книгами,
в стеклах шкафа отражалась серая
спина, круглые, бабьи плечи, тускло блестел голый затылок, казалось, что
в книжном шкафе заперт двойник редактора.
С легкостью, удивившей Клима, Иноков повернул регента
спиною к себе и, ударив его ногою
в зад, рявкнул...
Старик поднял руку над плечом своим, четыре пальца сжал
в кулак, а большим указал за
спину...
Самгин лишь тогда понял, что стена разрушается, когда с нее,
в хаос жердей и досок, сползавший к земле, стали прыгать каменщики, когда они, сбрасывая со
спины груз кирпичей, побежали с невероятной быстротой вниз по сходням, а кирпичи сыпались вслед, все более громко барабаня по дереву, дробный звук этот заглушал скрип и треск.
«Черт знает какая тоска», — почти вслух подумал Самгин, раскачивая на пальце очки и ловя стеклами отблески огня лампады, горевшей
в притворе паперти за
спиною его.
— Неужели — воры? — спросил Иноков, улыбаясь. Клим подошел к окну и увидал
в темноте двора, что с ворот свалился большой, тяжелый человек, от него отскочило что-то круглое, человек схватил эту штуку, накрыл ею голову, выпрямился и стал жандармом, а Клим, почувствовав неприятную дрожь
в коже
спины,
в ногах, шепнул с надеждой...
«Вот еще один экзамен», — вяло подумал Клим, открывая окно. По двору ходила Спивак, кутаясь
в плед, рядом с нею шагал Иноков, держа руки за
спиною, и ворчал что-то.
Он ожидал увидеть глаза черные, строгие или по крайней мере угрюмые, а при таких почти бесцветных глазах борода ротмистра казалась крашеной и как будто увеличивала благодушие его, опрощала все окружающее. За
спиною ротмистра, выше головы его, на черном треугольнике — бородатое, широкое лицо Александра Третьего, над узенькой, оклеенной обоями дверью — большая фотография лысого, усатого человека
в орденах, на столе, прижимая бумаги Клима, — толстая книга Сенкевича «Огнем и мечом».
И, не простясь с другими, Поярков ушел, а Клим, глядя
в его сутуловатую
спину, подумал, что Прейс — прав: этот — чужой и стесняет.
Свесив с койки ноги
в сапогах, давно не чищенных, ошарканных галошами, опираясь
спиною о стену, Кутузов держал
в одной руке блюдце,
в другой стакан чаю и говорил знакомое Климу...
Она поздоровалась с ним на французском языке и сунула
в руки ему, как носильщику, тяжелый несессер. За ее
спиною стояла Лидия, улыбаясь неопределенно, маленькая и тусклая рядом с Алиной,
в неприятно рыжей шубке,
в котиковой шапочке.
Алина,
в дорожном костюме стального цвета, с распущенными по
спине и плечам волосами, стройная и пышная, стояла у стола, намазывая горячий калач икрой, и патетически говорила...
А лакей, очарованно улыбаясь, спрашивал, выгнув
спину и тоном соучастника
в тайном деле...
— Зачем — первый? Вся деревня знала. Мне только ветер помог хвост увидать. Она бельишко полоскала
в речке, а я лодку конопатил, и было ветрено, ветер заголил ее со
спины, я вижу — хвост!..
В столовой, у стола, сидел другой офицер, небольшого роста, с темным лицом, остроносый, лысоватый,
в седой щетине на черепе и верхней губе, человек очень пехотного вида; мундир его вздулся на
спине горбом, воротник наехал на затылок. Он перелистывал тетрадки и, когда вошел Клим, спросил, взглянув на него плоскими глазами...