Неточные совпадения
Книжки, какие у меня
были, я все очень скоро перечитал. От скуки —
хотя это сначала казалось мне неприятным — я сделал попытку познакомиться с местной интеллигенцией в лице ксендза, жившего за пятнадцать верст, находившегося при нем «пана органиста», местного урядника и конторщика соседнего имения из отставных унтер-офицеров, но ничего из этого не вышло.
— Даю тебе честное слово. Ей-богу, я самый посторонний человек. Просто приехал сюда погостить на несколько месяцев, а там и уеду. Если
хочешь, я даже никому не скажу, что
был здесь и видел вас. Ты мне веришь?
Я
хотел ответить Олесе какой-нибудь шуткой и не мог: слишком много искреннего убеждения
было в ее словах, так что даже, когда она, упомянув про судьбу, со страшной боязнью оглянулась на дверь, я невольно повторил это движение.
— Конечно,
хочу. Только, если бы можно
было, не так уж страшно и без кровопролития, пожалуйста.
Напрасно я истощал все доступные пониманию Олеси доводы, напрасно говорил в простой форме о гипнотизме, о внушении, о докторах-психиатрах и об индийских факирах, напрасно старался объяснить ей физиологическим путем некоторые из ее опытов,
хотя бы, например, заговаривание крови, которое так просто достигается искусным нажатием на вену, — Олеся, такая доверчивая ко мне во всем остальном, с упрямой настойчивостью опровергала все мои доказательства и объяснения… «Ну, хорошо, хорошо, про заговор крови я вам, так и
быть, подарю, — говорила она, возвышая голос в увлечении спора, — а откуда же другое берется?
— Давала, родной, давала. Не бере-ет! Вот история… Четвертной билет давала, не берет… Куд-да тебе! Так на меня вызверился, что я уж не знала, где стою. Заладил в одну душу: «Вон да вон!» Что ж мы теперь делать
будем, сироты мы несчастные! Батюшка родимый,
хотя бы ты нам чем помог, усовестил бы его, утробу ненасытную. Век бы, кажется,
была тебе благодарна.
Я в неопределенных выражениях обещал похлопотать,
хотя, по правде сказать, надежды
было мало. Если уж наш урядник отказывался «взять», значит, дело
было слишком серьезное. В этот вечер Олеся простилась со мной холодно и, против обыкновения, не пошла меня провожать. Я видел, что самолюбивая девушка сердится на меня за мое вмешательство и немного стыдится бабушкиной плаксивости.
— У черкесов
есть очень милый обычай дарить гостю все, что он похвалит, — сказал я любезно. — Мы с вами
хотя и не черкесы, Евпсихий Африканович, но я прошу вас принять от меня эту вещь на память.
— Олеся, ты теперь обо мне дурно подумала, — сказал я с упреком. — Стыдно тебе! Неужели и ты думаешь, что я могу уехать, бросив тебя? Нет, моя дорогая. Я потому и начал этот разговор, что
хочу сегодня же пойти к твоей бабушке и сказать ей, что ты
будешь моей женой.
— Что ж… и бабушке у нас место найдется. (Признаться, мысль о бабушке меня сильно покоробила.) А не
захочет она у нас жить, так во всяком городе
есть такие дома… они называются богадельнями… где таким старушкам дают и покой, и уход внимательный…
На другой день после этого свидания пришелся как раз праздник Св. Троицы, выпавший в этом году на день великомученика Тимофея, когда, по народным сказаниям, бывают знамения перед неурожаем. Село Переброд в церковном отношении считалось приписным, то
есть в нем
хотя и
была своя церковь, но отдельного священника при ней не полагалось, а наезжал изредка, постом и по большим праздникам, священник села Волчьего.
— После обедни скандал здесь произошел, — продолжал Никита Назарыч, прерывая свою речь залпами хохота. — Перебродские девчата… Нет, ей-богу, не выдержу… Перебродские дивчата поймали здесь на площади ведьму… То
есть, конечно, они ее ведьмой считают по своей мужицкой необразованности… Ну, и задали же они ей встряску!..
Хотели дегтем вымазать, да она вывернулась как-то, утекла…
Мое предчувствие не обмануло меня. Олеся переломила свою боязнь и пришла в церковь;
хотя она
поспела только к середине службы и стала в церковных сенях, но ее приход
был тотчас же замечен всеми находившимися в церкви крестьянами. Всю службу женщины перешептывались и оглядывались назад.
— Голубчик мой, — заговорила Олеся, медленно, с трудом отделяя одно слово от другого. — Хочется мне… на тебя посмотреть… да не могу я… Всю меня изуродовали… Помнишь… тебе… мое лицо так нравилось?.. Правда, ведь нравилось, родной?.. И я так этому всегда радовалась… А теперь тебе противно
будет… смотреть на меня… Ну, вот… я… и не
хочу…
— Об тебе я больше всего думаю, мой родной. Только… видишь ли… не судьба нам вместе
быть… вот что!.. Помнишь, я на тебя карты бросала? Ведь все так и вышло, как они сказали тогда. Значит, не
хочет судьба нашего с тобой счастья… А если бы не это, разве, ты думаешь, я чего-нибудь испугалась бы?
— Олеся, опять ты про свою судьбу? — воскликнул я нетерпеливо. — Не
хочу я в нее верить… и не
буду никогда верить!..
С стесненным, переполненным слезами сердцем я
хотел уже выйти из хаты, как вдруг мое внимание привлек яркий предмет, очевидно, нарочно повешенный на угол оконной рамы. Это
была нитка дешевых красных бус, известных в Полесье под названием «кораллов», — единственная вещь, которая осталась мне на память об Олесе и об ее нежной, великодушной любви.
Неточные совпадения
Анна Андреевна. Ему всё бы только рыбки! Я не иначе
хочу, чтоб наш дом
был первый в столице и чтоб у меня в комнате такое
было амбре, чтоб нельзя
было войти и нужно бы только этак зажмурить глаза. (Зажмуривает глаза и нюхает.)Ах, как хорошо!
Хлестаков. Да вот тогда вы дали двести, то
есть не двести, а четыреста, — я не
хочу воспользоваться вашею ошибкою; — так, пожалуй, и теперь столько же, чтобы уже ровно
было восемьсот.
Городничий (в сторону).О, тонкая штука! Эк куда метнул! какого туману напустил! разбери кто
хочет! Не знаешь, с которой стороны и приняться. Ну, да уж попробовать не куды пошло! Что
будет, то
будет, попробовать на авось. (Вслух.)Если вы точно имеете нужду в деньгах или в чем другом, то я готов служить сию минуту. Моя обязанность помогать проезжающим.
Наскучило идти — берешь извозчика и сидишь себе как барин, а не
хочешь заплатить ему — изволь: у каждого дома
есть сквозные ворота, и ты так шмыгнешь, что тебя никакой дьявол не сыщет.
Анна Андреевна. Цветное!.. Право, говоришь — лишь бы только наперекор. Оно тебе
будет гораздо лучше, потому что я
хочу надеть палевое; я очень люблю палевое.