Неточные совпадения
Он сначала
хотел было отправить их одних.
Но при виде их свежести, рослости, могучей телесной красоты вспыхнул воинский дух его, и он на другой же день решился ехать с ними сам,
хотя необходимостью этого
была одна упрямая воля.
Хотя он
был и навеселе и в голове его еще бродил хмель, однако ж не забыл ничего.
Молодые козаки ехали смутно и удерживали слезы, боясь отца, который, с своей стороны,
был тоже несколько смущен,
хотя старался этого не показывать.
Они
были отданы по двенадцатому году в Киевскую академию, потому что все почетные сановники тогдашнего времени считали необходимостью дать воспитание своим детям,
хотя это делалось с тем, чтобы после совершенно позабыть его.
Он
хотел было узнать от дворни, которая толпою, в богатом убранстве, стояла за воротами, окружив игравшего молодого бандуриста.
И вся Сечь молилась в одной церкви и готова
была защищать ее до последней капли крови,
хотя и слышать не
хотела о посте и воздержании.
Хотя и не
было тут науки, на которой пробуется козак, но они стали уже заметны между другими молодыми прямою удалью и удачливостью во всем.
Но старый Тарас готовил другую им деятельность. Ему не по душе
была такая праздная жизнь — настоящего дела
хотел он. Он все придумывал, как бы поднять Сечь на отважное предприятие, где бы можно
было разгуляться как следует рыцарю. Наконец в один день пришел к кошевому и сказал ему прямо...
Кошевой
хотел было говорить, но, зная, что разъярившаяся, своевольная толпа может за это прибить его насмерть, что всегда почти бывает в подобных случаях, поклонился очень низко, положил палицу и скрылся в толпе.
— Или
хотите, может
быть, собрать раду?
Мещане и городские обыватели, как видно, тоже не
хотели быть праздными и стояли кучею на городском валу.
— Панночка видала тебя с городского валу вместе с запорожцами. Она сказала мне: «Ступай скажи рыцарю: если он помнит меня, чтобы пришел ко мне; а не помнит — чтобы дал тебе кусок хлеба для старухи, моей матери, потому что я не
хочу видеть, как при мне умрет мать. Пусть лучше я прежде, а она после меня. Проси и хватай его за колени и ноги. У него также
есть старая мать, — чтоб ради ее дал хлеба!»
Сказав это, он взвалил себе на спину мешки, стащил, проходя мимо одного воза, еще один мешок с просом, взял даже в руки те хлеба, которые
хотел было отдать нести татарке, и, несколько понагнувшись под тяжестью, шел отважно между рядами спавших запорожцев.
Казалось, она
была еще молода,
хотя в искаженных, изможденных чертах ее нельзя
было того видеть.
Он
хотел бы выговорить все, что ни
есть на душе, — выговорить его так же горячо, как оно
было на душе, — и не мог.
— Пан полковник, пан полковник! — говорил жид поспешным и прерывистым голосом, как будто бы
хотел объявить дело не совсем пустое. — Я
был в городе, пан полковник!
— А ей-богу,
хотел повесить, — отвечал жид, — уже
было его слуги совсем схватили меня и закинули веревку на шею, но я взмолился пану, сказал, что подожду долгу, сколько пан
хочет, и пообещал еще дать взаймы, как только поможет мне собрать долги с других рыцарей; ибо у пана хорунжего — я все скажу пану — нет и одного червонного в кармане.
— А
хотел бы я поглядеть, как они нам обрежут чубы! — говорил Попович, поворотившись перед ними на коне. И потом, поглядевши на своих, сказал: — А что ж? Может
быть, ляхи и правду говорят. Коли выведет их вон тот пузатый, им всем
будет добрая защита.
Не
хотели гордые шляхтичи смешаться в ряды с другими, и у которого не
было команды, тот ехал один с своими слугами.
Хотел было поворотить вдруг своего коня лях и стать ему в лицо; но не послушался конь: испуганный страшным криком, метнулся на сторону, и достал его ружейною пулею Кукубенко.
А наказным атаманом, коли
хотите послушать белой головы, не пригоже
быть никому другому, как только одному Тарасу Бульбе.
Куренные
были: Ностюган, Покрышка, Невылычкий; и много еще других славных и храбрых козаков
захотело попробовать меча и могучего плеча в схватке с татарином.
Немало
было также сильно и сильно добрых козаков между теми, которые
захотели остаться: куренные Демытрович, Кукубенко, Вертыхвист, Балабан, Бульбенко Остап.
Старый козак Бовдюг
захотел также остаться с ними, сказавши: «Теперь не такие мои лета, чтобы гоняться за татарами, а тут
есть место, где опочить доброю козацкою смертью.
Долго еще оставшиеся товарищи махали им издали руками,
хотя не
было ничего видно. А когда сошли и воротились по своим местам, когда увидели при высветивших ясно звездах, что половины телег уже не
было на месте, что многих, многих нет, невесело стало у всякого на сердце, и все задумались против воли, утупивши в землю гульливые свои головы.
Видно
было, что он
хотел что-то сказать.
— Не говори мне ничего. Вези меня в Варшаву. Что бы ни
было, а я
хочу еще раз увидеть его, сказать ему хоть одно слово.
Янкель обратился к нему и сказал, что все
будет сделано, что его Остап сидит в городской темнице, и
хотя трудно уговорить стражей, но, однако ж, он надеется доставить ему свидание.
Но прежде еще, нежели жиды собрались с духом отвечать, Тарас заметил, что у Мардохая уже не
было последнего локона, который
хотя довольно неопрятно, но все же вился кольцами из-под яломка его. Заметно
было, что он
хотел что-то сказать, но наговорил такую дрянь, что Тарас ничего не понял. Да и сам Янкель прикладывал очень часто руку ко рту, как будто бы страдал простудою.
— О, любезный пан! — сказал Янкель, — теперь совсем не можно! Ей-богу, не можно! Такой нехороший народ, что ему надо на самую голову наплевать. Вот и Мардохай скажет. Мардохай делал такое, какого еще не делал ни один человек на свете; но Бог не
захотел, чтобы так
было. Три тысячи войска стоят, и завтра их всех
будут казнить.
— А если пан
хочет видеться, то завтра нужно рано, так чтобы еще и солнце не всходило. Часовые соглашаются, и один левентарь [Левентарь — начальник охраны.] обещался. Только пусть им не
будет на том свете счастья! Ой, вей мир! Что это за корыстный народ! И между нами таких нет: пятьдесят червонцев я дал каждому, а левентарю…
— Пойдем! — сказал он вдруг, как бы встряхнувшись. — Пойдем на площадь. Я
хочу посмотреть, как его
будут мучить.
— А вы, хлопцы! — продолжал он, оборотившись к своим, — кто из вас
хочет умирать своею смертью — не по запечьям и бабьим лежанкам, не пьяными под забором у шинка, подобно всякой падали, а честной, козацкой смертью — всем на одной постеле, как жених с невестою? Или, может
быть,
хотите воротиться домой, да оборотиться в недоверков, да возить на своих спинах польских ксендзов?
И пробились
было уже козаки, и, может
быть, еще раз послужили бы им верно быстрые кони, как вдруг среди самого бегу остановился Тарас и вскрикнул: «Стой! выпала люлька с табаком; не
хочу, чтобы и люлька досталась вражьим ляхам!» И нагнулся старый атаман и стал отыскивать в траве свою люльку с табаком, неотлучную сопутницу на морях, и на суше, и в походах, и дома.
Неточные совпадения
Анна Андреевна. Ему всё бы только рыбки! Я не иначе
хочу, чтоб наш дом
был первый в столице и чтоб у меня в комнате такое
было амбре, чтоб нельзя
было войти и нужно бы только этак зажмурить глаза. (Зажмуривает глаза и нюхает.)Ах, как хорошо!
Хлестаков. Да вот тогда вы дали двести, то
есть не двести, а четыреста, — я не
хочу воспользоваться вашею ошибкою; — так, пожалуй, и теперь столько же, чтобы уже ровно
было восемьсот.
Городничий (в сторону).О, тонкая штука! Эк куда метнул! какого туману напустил! разбери кто
хочет! Не знаешь, с которой стороны и приняться. Ну, да уж попробовать не куды пошло! Что
будет, то
будет, попробовать на авось. (Вслух.)Если вы точно имеете нужду в деньгах или в чем другом, то я готов служить сию минуту. Моя обязанность помогать проезжающим.
Наскучило идти — берешь извозчика и сидишь себе как барин, а не
хочешь заплатить ему — изволь: у каждого дома
есть сквозные ворота, и ты так шмыгнешь, что тебя никакой дьявол не сыщет.
Анна Андреевна. Цветное!.. Право, говоришь — лишь бы только наперекор. Оно тебе
будет гораздо лучше, потому что я
хочу надеть палевое; я очень люблю палевое.