Анна Юрьевна довольно долго шла из кареты до кабинета. Она была на этот раз, как и следует молодой,
в дорогом голубом платье,
в очень моложавой шляпе и
в туго-туго
обтягивающих ее пухлые руки перчатках; выражение лица у ней, впрочем, было далеко не веселое. По обыкновению тяжело дыша и тотчас же усаживаясь
в кресло, она начала:
Что-то чрезвычайно знакомое, но такое, чего никак нельзя было ухватить, чувствовалось
в этих узеньких, зорких, ярко-кофейных глазках с разрезом наискось,
в тревожном изгибе черных бровей, идущих от переносья кверху,
в энергичной сухости кожи, крепко
обтягивающей мощные скулы, а главное,
в общем выражении этого лица — злобного, насмешливого, умного, даже высокомерного, но не человеческого, а скорее звериного, а еще вернее — лица, принадлежащего существу с другой планеты.