Штольц сказал про него, что он апатичен, что ничто его не занимает, что все
угасло в нем… Вот ей и захотелось посмотреть, все ли угасло, и она пела, пела… как никогда…
Но все-таки большую часть времени ему приходится оставаться одному. Он сидит в кресле и чувствует, как жизнь постепенно
угасает в нем. Ему постоянно дремлется, голова в поту. Временами он встает с кресла, но дойдет до постели и опять ляжет.
В 1839 году, в ноябре, я приезжал в Петербург вместе с Гоголем. Шишков был уже совершенно слеп. Я навещал довольно часто Александра Семеныча: он был еще на ногах, но становился час от часу слабее, и жизнь, видимо,
угасала в нем. Я никогда не говорил с Шишковым о Гоголе: я был совершенно убежден, что он не мог, не должен был понимать Гоголя. В это-то время бывал я свидетелем, как Александр Семеныч кормил целую стаю голубей, ощупью отворяя форточку и выставляя корм на тарелке.
Неточные совпадения
Когда прибегнем мы под знамя // Благоразумной тишины, // Когда страстей
угаснет пламя // И нам становятся смешны //
Их своевольство иль порывы // И запоздалые отзывы, — // Смиренные не без труда, // Мы любим слушать иногда // Страстей чужих язык мятежный, // И нам
он сердце шевелит. // Так точно старый инвалид // Охотно клонит слух прилежный // Рассказам юных усачей, // Забытый
в хижине своей.
Условий света свергнув бремя, // Как
он, отстав от суеты, // С
ним подружился я
в то время. // Мне нравились
его черты, // Мечтам невольная преданность, // Неподражательная странность // И резкий, охлажденный ум. // Я был озлоблен,
он угрюм; // Страстей игру мы знали оба; // Томила жизнь обоих нас; //
В обоих сердца жар
угас; // Обоих ожидала злоба // Слепой Фортуны и людей // На самом утре наших дней.
В Бадене [Баден — знаменитый курорт.]
он как-то опять сошелся с нею по-прежнему; казалось, никогда еще она так страстно
его не любила… но через месяц все уже было кончено: огонь вспыхнул
в последний раз и
угас навсегда.
Закурив папиросу, она долго махала пред лицом своим спичкой, не желавшей
угаснуть, отблески огонька блестели на стеклах ее пенсне. А когда спичка нагрела ей пальцы, женщина, бросив ее
в пепельницу, приложила палец к губам, как бы целуя
его.
И вечером ничего больше не добился Райский.
Он говорил, мечтал, вспыхивал
в одно мгновение от ее бархатных, темно-карих глаз и тотчас же
угасал от равнодушного
их взгляда.