Память смертная, о которой есть христианская молитва, у него всегда была, он жил и мыслил перед лицом смерти, не его собственной, а других людей, всех умерших людей за всю историю.
Неточные совпадения
Анна Акимовна ходила по комнатам, а за нею весь штат: тетушка, Варварушка, Ннкандровна, швейка Марфа Петровна, нижняя Маша. Варварушка, худая, тонкая, высокая, выше всех в доме, одетая во все черное, пахнущая кипарисом и кофеем, в каждой комнате крестилась на образа и кланялась в пояс, и при взгляде на нее почему-то всякий раз приходило на
память, что она уже приготовила себе к
смертному часу саван и что в том же сундуке, где лежит этот саван, спрятаны также ее выигрышные билеты.
— Впервой хворала я
смертным недугом, — сказала Манефа, — и все время была без ума, без
памяти. Ну как к смерти-то разболеюсь, да тоже не в себе буду… не распоряжусь, как надо?.. Поэтому и хочется мне загодя устроить тебя, Фленушка, чтоб после моей смерти никто тебя не обидел… В мое добро матери могут вступиться, ведь по уставу именье инокини в обитель идет… А что, Фленушка, не надеть ли тебе, голубушка моя, манатью с черной рясой?..
Фленушку Марья Гавриловна с собой привезла. Как увидела она Настю во гробе, так и ринулась на пол без
памяти… Хоть и не знала, отчего приключилась ей
смертная болезнь, но чуяла, что на душе ее грех лежит.
Тихо, спокойно жили миршенцы: пряли дель, вязали сети, точили уды и за дедовские угодья
смертным боем больше не дрались. Давние побоища остались, однако, в людской
памяти: и окольный, и дальний народ обзывал миршенцев «головотяпами»… Иная
память осталась еще от старинных боев: на Петра и Павла либо на Кузьму-Демьяна каждый год и в начале сенокосов в Миршени у кузниц, су́против Рязановых пожней, кулачные бои бывали, но дрались на них не в дело, а ради потехи.
Зевс! Ты ведешь нас дорогою мудрости, // Ты указал нам закон, — чрез страдания // Правде твоей обучаться. // Давит во сне нашу душу смятенную //
Память о бедах. И волей-неволею // К мудрости
смертный приходит.