Неточные совпадения
Спой, светик,
не стыдись!
Лягушка, на лугу увидевши Вола,
Затеяла сама в дородстве с ним сравняться:
Она завистлива
была.
И ну топорщиться, пыхтеть и надуваться.
«Смотри-ка, квакушка, что,
буду ль я с него?»
Подруге говорит. «Нет, кумушка, далёко!» —
«Гляди же, как теперь раздуюсь я широко.
Ну, каково?
Пополнилась ли я?» — «Почти что ничего». —
«Ну, как теперь?» — «Всё то ж». Пыхтела да пыхтела
И кончила моя затейница на том,
Что,
не сравнявшись с Волом,
С натуги лопнула и — околела.
Один
было уже Прохожий камень взял:
«И, полно, братец!» тут другой ему сказал:
«Собак ты
не уймёшь от лаю,
Лишь пуще всю раздразнишь стаю...
Не знаешь век, что
есть ночная тень,
И круглый божий год всё видишь майский день.
Мы сами, вот, теперь подходим к чуду,
Какого ты нигде, конечно,
не встречал,
И я в том спорить
буду.
Хоть римский огурец велик, нет спору в том,
Ведь с гору, кажется, ты так сказал о нём?» —
«Гора хоть
не гора, но, право,
будет с дом».
А я, родясь труды для общей пользы несть,
Не отличать ищу свои работы,
Но утешаюсь тем, на наши смотря соты,
Что в них и моего хоть капля мёду
есть».
Большой собравшися гурьбой,
Медведя звери изловили;
На чистом поле задавили —
И делят меж собой,
Кто что́ себе достанет.
А Заяц за ушко медвежье тут же тянет.
«Ба, ты, косой»,
Кричат ему: «пожаловал отколе?
Тебя никто на ловле
не видал». —
«Вот, братцы!» Заяц отвечал:
«Да из лесу-то кто ж, — всё я его пугал
И к вам поставил прямо в поле
Сердечного дружка?»
Такое хвастовство хоть слишком
было явно,
Но показалось так забавно,
Что Зайцу дан клочок медвежьего ушка.
Не знаю: завистью ль её лукавый мучил,
Иль, может
быть, ей рыбный стол наскучил?
Вперёд умнее
бытьИ за мышами
не ходить.
Один другого злей; и хоть ты ангел
будь,
Так
не минуешь с ними драки».
Навозну кучу разрывая,
Петух нашёл Жемчужное Зерно
И говорит: «Куда оно?
Какая вещь пустая!
Не глупо ль, что его высоко так ценят?
А я бы, право,
был гораздо боле рад
Зерну ячменному: оно
не столь хоть видно,
Да сытно».
Наш Воевода
В родню
был толст,
Да
не в родню
был прост...
С ним из окна в окно жил в хижине бедняк
Сапожник, но такой певун и весельчак,
Что с утренней зари и до обеда,
С обеда до́-ночи без умолку
поётИ богачу заснуть никак он
не даёт.
Обед готов; ничто́
не может
быть вернее...
И Ваську-де,
не только что в поварню,
Пускать
не надо и на двор,
Как волка жадного в овчарню:
Он порча, он чума, он язва здешних мест!»
(А Васька слушает, да
ест...
В ком
есть и совесть, и закон,
Тот
не укра́дет,
не обманет,
В какой бы ну́жде ни
был он;
А вору дай хоть миллион —
Он воровать
не перестанет.
Звериную вы знаете природу:
У них,
не как у нас — у нас ребёнок году,
Хотя б он царский
был, и глуп, и слаб, и мал...
Отдать Кроту: о нём молва
была,
Что он во всём большой порядок любит:
Без ощупи шага
не ступит
И всякое зерно для своего стола
Он сам и чистит, сам и лупит...
Короче: звери все, и даже самый Слон,
Который
был в лесах почтён,
Как в Греции Платон,
Льву всё ещё казался
не умён,
И
не учён.
Тогда в свою чреду, ты столько б возросло,
Усилилось и укрепилось,
Что нынешней беды с тобой бы
не случилось,
И бурю, может
быть, ты б выдержать могло...
Куда людей на свете много
есть,
Которые везде хотят себя приплесть
И любят хлопотать, где их совсем
не просят.
Иная бы таким житьём
Была довольна и счастлива
И
не подумала бы красть!
Скажи лишь, как нам сесть!» —
«Чтоб музыкантом
быть, так надобно уменье
И уши ваших понежней»,
Им отвечает Соловей:
«А вы, друзья, как ни садитесь,
Всё в музыканты
не годитесь».
У всякого талант
есть свой:
Но часто, на успех прельщаяся чужой,
Хватается за то иной,
В чём он совсем
не годен.
А мой совет такой:
Берись за то, к чему ты сроден,
Коль хочешь, чтоб в делах успешный
был конец.
Но Скворушка услышь, что хвалят соловья, —
А Скворушка завистлив
был, к несчастью, —
И думает: «Постойте же, друзья,
Спою не хуже я
И соловьиным ладом».
Пустынник
был не говорлив...
Вот Мишенька,
не говоря ни слова,
Увесистый булыжник в лапы сгрёб,
Присел на корточки,
не переводит духу,
Сам думает: «Молчи ж, уж я тебя, воструху!»
И, у друга на лбу подкарауля муху,
Что силы
есть — хвать друга камнем в лоб!
Всё это может
быть: но я
не такова.
Суди ж, как
буду я любить твоих детей!» —
«Коль это», говорит Крестьянин: «и
не ложно,
Всё мне принять тебя
не можно...
Писатель, счастлив ты, коль дар прямой имеешь:
Но если помолчать во время
не умеешь
И ближнего ушей ты
не жалеешь:
То ведай, что твои и проза и стихи
Тошнее
будут всем Демьяновой ухи.
Мартышка, в Зеркале увидя образ свой,
Тихохонько Медведя толк ногой:
«Смотри-ка», говорит: «кум милый мой!
Что́ это там за рожа?
Какие у неё ужимки и прыжки!
Я удавилась бы с тоски,
Когда бы на неё хоть чуть
была похожа.
А, ведь, признайся,
естьИз кумушек моих таких кривляк пять-шесть:
Я даже их могу по пальцам перечесть». —
«Чем кумушек считать трудиться,
Не лучше ль на себя, кума, оборотиться?»
Ей Мишка отвечал.
Но Мишенькин совет лишь попусту пропал.
Пастух под тенью спал, надеяся на псов,
Приметя то, змея из-под кустов
Ползёт к нему, вон высунувши жало;
И Пастуха на свете бы
не стало:
Но сжаляся над ним, Комар, что
было сил,
Сонливца укусил.
Проснувшися, Пастух змею убил;
Но прежде Комара спросонья так хватил,
Что бедного его как
не бывало.
«Негодный!» он кричит однажды: «с этих пор
Ты
будешь у меня обтёсывать тычину,
А я, с моим уменьем и трудом,
Притом с досужестью моею,
Знай, без тебя пробавиться умею
И сделаю простым ножом, —
Чего другой
не срубит топором».
Когда
не хочешь
быть смешон,
Держися звания, в котором ты рождён.
Простолюдин со знатью
не роднися:
И если карлой сотворён,
То в великаны
не тянися,
А помни свой ты чаще рост.
Она-было назад к своим; но те совсем
Заклёванной Вороны
не узнали,
Ворону вдосталь ощипали,
И кончились её затеи тем,
Что от Ворон она отстала,
А к Павам
не пристала.
«Что, кумушка, ты так грустна?»
Ей с ветки ласково Голубка ворковала:
«Или о том, что миновала
У нас весна
И с ней любовь, спустилось солнце ниже,
И что к зиме мы стали ближе?» —
«Как, бедной, мне
не горевать?»
Кукушка говорит: «
Будь ты сама судьёю:
Любила счастливо я нынешней весною,
И, наконец, я стала мать...
А я, как сирота, одним-одна сижу,
И что́
есть детская приветливость —
не знаю».
Скупой теряет всё, желая всё достать.
Чтоб долго мне примеров
не искать,
Хоть
есть и много их, я в том уверен;
Да рыться лень: так я намерен
Вам басню старую сказать.
Был человек, который никакого
Не знал ни промысла, ни ремесла,
Но сундуки его полнели очевидно.
Что волки жадны, всякий знает:
Волк,
евши, никогда
Костей
не разбирает.
Какой-то Муравей
был силы непомерной,
Какой
не слыхано ни в древни времена...
Но этот Муравей
был не такого нраву:
Он их любил,
Своим их чванством мерил
И всем им верил...
Не знал он пышности, зато
не знал и горя,
И долго участью своей
Довольней, может
быть, он многих
был царей.
Однако же поход его
не долог
был;
Обманчивость, Морям природну,
Он скоро испытал: лишь берег вон из глаз,
Как буря поднялась...
В каком-то стаде у Овец,
Чтоб Волки
не могли их более тревожить,
Положено число Собак умножить.
Что́ ж? Развелось их столько наконец,
Что Овцы от Волков, то правда, уцелели,
Но и Собакам надо ж
есть;
Сперва с Овечек сняли шерсть,
А там, по жеребью, с них шкурки полетели,
А там осталося всего Овец пять-шесть,
И тех Собаки съели.
Тут странник, думая, что в горести сердечной
То рвётся вся покойника родня,
«Скажите», говорит: «
не рады ли б вы
были,
Когда б его вам воскресили?
И можно ль, чтоб она полезна нам
была,
Когда и своего хвоста
не сберегла?
Видал я иногда,
Что
есть такие господа
(И эта басенка им сделана в подарок),
Которым тысячей
не жаль на вздор сорить,
А думают хозяйству подспорить,
Коль свечки сберегут огарок,
И рады за него с людьми поднять содом.
С такою бережью диковинка ль, что дом
Скорёшенько пойдёт вверх дном?
Притом же важного убытку
быть не может,
Коль он листочка два-три сгложет».