Неточные совпадения
У сильного всегда бессильный виноват:
Тому в Истории мы
тьму примеров слышим,
Но мы Истории не пишем;
А вот о
том как в Баснях говорят.
К несчастью,
то ж бывает у людей:
Как ни полезна вещь, — цены не зная ей,
Невежда про неё свой толк всё к худу клонит;
А ежели невежда познатней,
Так он её ещё и гонит.
Но чем
ту Бочку ни нальёт,
А винный дух всё вон нейдёт,
И с Бочкой, наконец, он принуждён расстаться.
И самый
тот пастух, за коего реке —
Пенял недавно он каким кудрявым складом,
Погиб со всем своим в нём стадом,
А хижины его пропали и следы.
А я, родясь труды для общей пользы несть,
Не отличать ищу свои работы,
Но утешаюсь
тем, на наши смотря соты,
Что в них и моего хоть капля мёду есть».
Беда, коль пироги начнёт печи сапожник,
А сапоги тачать пирожник,
И дело не пойдёт на лад.
Да и примечено стократ,
Что кто за ремесло чужое браться любит,
Тот завсегда других упрямей и вздорней:
Он лучше дело всё погубит,
И рад скорей
Посмешищем стать света,
Чем у честных и знающих людей
Спросить иль выслушать разумного совета.
Чем нравом кто дурней,
Тем более кричит и ропщет на людей:
Не видит добрых он, куда ни обернётся,
А первый сам ни с кем не уживётся.
Как в людях многие имеют слабость
ту же:
Всё кажется в другом ошибкой нам:
А примешься за дело сам,
Так напроказишь вдвое хуже.
А сверх
того, хоть иногда
Он вздремлет на заре, так новая беда...
На свете таково ж: коль в нужду попадёшься,
Отведай сунуться к друзьям:
Начнут советовать и вкось тебе, и впрямь:
А чуть о помощи на деле заикнёшься,
То лучший друг
И нем и глух.
Коль в доме станут воровать,
А нет прилики вору,
То берегись клепать,
Или наказывать всех сплошь и без разбору:
Ты вора этим не уймёшь
И не исправишь,
А только добрых слуг с двора бежать заставишь,
И от меньшой беды в большую попадёшь.
А Мыши лишь
того и ждали, и хотели:
Лишь кошки вон, они — в анбар,
И в две иль три недели
Поели весь товар.
А между
тем велел прилежней примечать,
Нельзя ль где счастья им отведать,
Хоть, захватя греха,
На счёт бы пастуха
Позавтракать иль пообедать!
В ком есть и совесть, и закон,
Тот не укра́дет, не обманет,
В какой бы ну́жде ни был он;
А вору дай хоть миллион —
Он воровать не перестанет.
Барс отважен и силён,
А сверх
того, великий тактик он...
А если б некогда деревьев
тех не стало,
И время их бы отошло...
Как вам,
а мне так кажутся похожи
На этаких нередко Пауков
Те, кои без ума и даже без трудов,
Тащатся вверх, держась за хвост вельможи;
А надувают грудь,
Как будто б силою их бог снабдил орлиной:
Хоть стоит ветру лишь пахнуть,
Чтоб их унесть и с паутиной.
У всякого талант есть свой:
Но часто, на успех прельщаяся чужой,
Хватается за
то иной,
В чём он совсем не годен.
А мой совет такой:
Берись за
то, к чему ты сроден,
Коль хочешь, чтоб в делах успешный был конец.
Однако же смеётся Тришке всяк,
А Тришка говорит: «Так я же не дурак,
И
ту беду поправлю:
Длиннее прежнего я рукава наставлю»…
А ты блестишь лишь
тем, что разрушаешь...
А так как человек медведя послабее,
То и Пустынник наш скорее,
Чем Мишенька, устал
И отставать от друга стал.
А бедные Цветы поддельные с
тех пор
Лишились всей красы и брошены на двор,
Как сор.
А к этой чуть из вас лишь лапу кто протянет,
Тот с места жив не встанет».
Таких примеров много в мире:
Не любит узнавать никто себя в сатире.
Я даже видел
то вчера:
Что Климыч на-руку не чист, все это знают;
Про взятки Климычу читают,
А он украдкою кивает на Петра.
Шалун какой-то тень свою хотел поймать:
Он к ней, она вперёд; он шагу прибавлять,
Она туда ж; он, наконец, бежать:
Но чем он прытче,
тем и тень скорей бежала,
Всё не даваясь, будто клад.
Вот мой чудак пустился вдруг назад;
Оглянется:
а тень за ним уж гнаться стала.
Красавицы! слыхал я много раз:
Вы думаете что? Нет, право, не про вас;
А что бывает
то ж с фортуною у нас;
Иной лишь труд и время губит,
Стараяся настичь её из силы всей;
Другой как кажется, бежит совсем от ней:
Так нет, за
тем она сама гоняться любит.
Когда не хочешь быть смешон,
Держися звания, в котором ты рождён.
Простолюдин со знатью не роднися:
И если карлой сотворён,
То в великаны не тянися,
А помни свой ты чаще рост.
Она-было назад к своим; но
те совсем
Заклёванной Вороны не узнали,
Ворону вдосталь ощипали,
И кончились её затеи
тем,
Что от Ворон она отстала,
А к Павам не пристала.
Я эту басенку вам былью поясню.
Матрёне, дочери купецкой, мысль припала,
Чтоб в знатную войти родню.
Приданого за ней полмиллиона.
Вот выдали Матрёну за Барона.
Что ж вышло? Новая родня ей колет глаз
Попрёком, что она мещанкой родилась,
А старая за
то, что к знатным приплелась:
И сделалась моя Матрёна
Ни Пава, ни Ворона.
А сверх
того всё есть, чего ни спросишь тут...
А Гребень говорит: «Мой друг, всё
тот же я...
Две Бочки ехали; одна с вином,
Другая
Пустая.
Вот первая — себе без шуму и шажком
Плетётся,
Другая вскачь несётся;
От ней по мостовой и стукотня, и гром,
И пыль столбом;
Прохожий к стороне скорей от страху жмётся,
Её заслышавши издалека.
Но как
та Бочка ни громка,
А польза в ней не так, как в первой, велика.
А я скажу, не с
тем, чтоб за Осла вступаться;
Он, точно, виноват (с ним сделан и расчёт),
Но, кажется, не прав и
тот,
Кто поручил Ослу стеречь свой огород.
Везде вам будет счастье
то ж:
Не будете, друзья, нигде, не быв полезны,
Вы ни почтенны, ни любезны,
А рады пауки лишь будут вам
И там».
Кто с пользою отечеству трудится,
Тот с ним легко не разлучится;
А кто полезным быть способности лишён,
Чужая сторона
тому всегда приятна:
Не бывши гражданин, там мене презрен он,
И никому его там праздность не досадна.
Голодная кума Лиса залезла в сад;
В нём винограду кисти рделись.
У кумушки глаза и зубы разгорелись;
А кисти сочные, как яхонты горят;
Лишь
то беда, висят они высоко:
Отколь и как она к ним ни зайдёт,
Хоть видит око,
Да зуб неймёт.
Пробившись попусту час целой,
Пошла и говорит с досадою: «Ну, что ж!
На взгляд-то он хорош,
Да зелен — ягодки нет зрелой:
Тотчас оскомину набьёшь».
В каком-то стаде у Овец,
Чтоб Волки не могли их более тревожить,
Положено число Собак умножить.
Что́ ж? Развелось их столько наконец,
Что Овцы от Волков,
то правда, уцелели,
Но и Собакам надо ж есть;
Сперва с Овечек сняли шерсть,
А там, по жеребью, с них шкурки полетели,
А там осталося всего Овец пять-шесть,
И
тех Собаки съели.
На ниве, зыблемый погодой, Колосок,
Увидя за стеклом в теплице
И в неге, и в добре взлелеянный цветок,
Меж
тем, как он и мошек веренице,
И бурям, и жарам, и холоду открыт,
Хозяину с досадой говорит:
«За что́ вы, люди, так всегда несправедливы,
Что кто умеет ваш утешить вкус иль глаз,
Тому ни в чём отказа нет у вас,
А кто полезен вам, к
тому вы нерадивы?
А если б умный твой исполнил я совет,
То был бы без цветов и был бы я без хлеба».
А как умрёт,
То выть по нём наймут нас, верно, снова».
А для
того Совет назначено составить,
В котором заседать лишь
тем, у коих хвост
Длиной во весь их рост:
Примета у Мышей, что
тот, чей хвост длиннее,
Всегда, умнее
И расторопнее везде.
Он спит,
а между
темВода бежит, как из ушата.
А как за долей сполз Червяк долой,
То Мальчик Червяка расплющил под пятой...
А если невпопад залаю,
То и побои принимаю.
(
А рыбы между
тем на сковородке бились.)
«Да», улетая, Дрозд сказал: «
то ясно мне,
Что ты бежишь —
а всё на
том же ты окне».
Теперь пойдут вопросы:
А что́ же капитан и течь, и что́ матросы?
Течь слабая, и
таВ минуту унята;
А остальное — клевета.
А между
тем, авось, и оттепель придёт,
Так хвост от проруби оттает.
Я бы был не прав кругом,
Когда сказал бы: «да», — да дело здесь не в
том,
А в
том, что наш Барбос за всё за это взялся,
И вымолвил себе он плату за троих...
А сверх
того, к нему на двор
Залез и клеть его обкрал начисто вор.