Неточные совпадения
Толпа жадно слушала, хватая на лету из пятого в десятое слово, и ничего не понимала. В ней, как в одном
человеке, жило одно только сознание, что это
читают «заправскую волю».
— Я и не говорю, что не может, — ответил владыка, — я говорю только, что этот
человек открыто проповедует безбожие,
читает там воспрещенные брошюры и делает на них свои комментарии, отвращает учеников от церкви, наконец… Вот что говорю я, ваше превосходительство!
— Нет, ты погоди! — выступил вперед солдатик. — Нешто волю царскую так объявляют? Волю царскую по церквам, под колоколами
читают, а не в кабаках! Царское слово через начальство да через священство идет; а ты что за
человек? По какому ты праву? а?
— Господин Хвалынцев… извините… позвольте вам напомнить о себе, — обратился к нему высокий, но очень еще молодой
человек, в сильно заношенном партикулярном платье. — Мы с вами виделись еще в Славнобубенске… помните литературное-то чтение… Шишкина, может, помните? Шишкина…
Читали еще вместе… Я вот Шишкин-то самый и есть!
Поутру лакей передал ему сак с вещами и объяснил, что этот сак, час тому назад, принес какой-то молодой
человек, для передачи по назначению, сказав, что тут же находятся и те книги, что
читал господин Хвалынцев.
Стрешнева просидела в читальне около часу. Лидинька просила ее заходить почаще и сама тоже обещалась как-нибудь завернуть к ней. В конце концов ее снабдили абонементным билетом и связкою нескольких книжек, по преимуществу состоявших из собранных и переплетенных воедино кой-каких журнальных статей. Выбор этих книжек удостоил сделать для Татьяны сам Лука Благоприобретов, сказав, что эти статьи недостаточно
прочесть, но надо даже изучать как догмат всякому порядочному и честному
человеку.
Ни жил таких не находили, ни вина малмозеи, ни земли армейской, ни водки буглосовой, и
читали люди списания доброго старичка Андросова более только для «утоли моя печали».
Но, а как это новым перегудинским крепакам, однако, все-таки еще не нравилось, то, чтобы исправить в них поврежденные понятия и освежить одеревенелый вкус, за дело взялся поп Прокоп, который служил в красных чоботах и всякую неделю
читал людям за обеднею то «Павлечтение», которое укрепляет в людях веру, что они «рабы» и что цель их жизни состоит в том, что они должны «повиноваться своим господам».
Неточные совпадения
Почтмейстер (продолжая
читать).Хм… хм… хм… хм… «сивый мерин. Почтмейстер тоже добрый
человек…» (Оставляя
читать.)Ну, тут обо мне тоже он неприлично выразился.
Эх! эх! придет ли времечко, // Когда (приди, желанное!..) // Дадут понять крестьянину, // Что розь портрет портретику, // Что книга книге розь? // Когда мужик не Блюхера // И не милорда глупого — // Белинского и Гоголя // С базара понесет? // Ой
люди,
люди русские! // Крестьяне православные! // Слыхали ли когда-нибудь // Вы эти имена? // То имена великие, // Носили их, прославили // Заступники народные! // Вот вам бы их портретики // Повесить в ваших горенках, // Их книги
прочитать…
Стародум(
читает). «…Я теперь только узнал… ведет в Москву свою команду… Он с вами должен встретиться… Сердечно буду рад, если он увидится с вами… Возьмите труд узнать образ мыслей его». (В сторону.) Конечно. Без того ее не выдам… «Вы найдете… Ваш истинный друг…» Хорошо. Это письмо до тебя принадлежит. Я сказывал тебе, что молодой
человек, похвальных свойств, представлен… Слова мои тебя смущают, друг мой сердечный. Я это и давеча приметил и теперь вижу. Доверенность твоя ко мне…
Одет в военного покроя сюртук, застегнутый на все пуговицы, и держит в правой руке сочиненный Бородавкиным"Устав о неуклонном сечении", но, по-видимому, не
читает его, а как бы удивляется, что могут существовать на свете
люди, которые даже эту неуклонность считают нужным обеспечивать какими-то уставами.
Очевидно, фельетонист понял всю книгу так, как невозможно было понять ее. Но он так ловко подобрал выписки, что для тех, которые не
читали книги (а очевидно, почти никто не
читал ее), совершенно было ясно, что вся книга была не что иное, как набор высокопарных слов, да еще некстати употребленных (что показывали вопросительные знаки), и что автор книги был
человек совершенно невежественный. И всё это было так остроумно, что Сергей Иванович и сам бы не отказался от такого остроумия; но это-то и было ужасно.