Неточные совпадения
Черненький Шписс поспевал решительно повсюду: и насчет музыкантов, и насчет
прислуги, и насчет поправки какой-нибудь свечи или розетки, и насчет стремительного поднятия носового платка, уроненного губернаторшей; он и старичков рассаживает за зеленые столы, он и стакан лимонада несет на подносике графине де-Монтеспан, он и полькирует
с madame Пруцко, и вальсирует со старшею невестой неневестною, и
говорит почтительные, но приятные любезности барону Икс-фон-Саксену; словом, Шписс везде и повсюду, и как всегда — вполне незаменимый, вполне необходимый Шписс, и все
говорят про него: «Ах, какой он милый! какой он прелестный!» И Шписс доволен и счастлив, и Непомук тоже доволен, имея такого чиновника по особым поручениям, и решает про себя, что Шписса опять-таки необходимо нужно представить к следующей награде.
Вошла камеристка и доложила, что комната готова. Графиня предложила Хвалынцеву вместе осмотреть ее. Комната была и просторна и удобна. Диван, долженствовавший служить постелью, был застлан свежим прекрасным бельем и заставлен ширмами. Все это было приготовлено в какие-нибудь полчаса. Графиня Маржецкая, одна
с сыном и
с двумя человеками
прислуги, занимала очень просторную и очень удобно расположенную квартиру, в которой все
говорило о довольстве и изобилии материальных средств молодой хозяйки.
— Как!.. Вчера был ваш, а сегодня не ваш! — подступила она к Полоярову. — И вы это можете при мне
говорить?.. при мне, когда вы вчера, как отец, требовали от меня этого ребенка? Да у меня свидетели-с найдутся!.. Моя
прислуга слышала, доктор слышал, как больная в бреду называла вас отцом!.. Какой же вы человек после этого!.. От своего ребенка отказываться.
Неточные совпадения
Связь
с этой женщиной и раньше уже тяготила его, а за время войны Елена стала возбуждать в нем определенно враждебное чувство, — в ней проснулась трепетная жадность к деньгам, она участвовала в каких-то крупных спекуляциях, нервничала,
говорила дерзости, капризничала и — что особенно возбуждало Самгина — все более резко обнаруживала презрительное отношение ко всему русскому — к армии, правительству, интеллигенции, к своей
прислуге — и все чаще, в разных формах, выражала свою тревогу о судьбе Франции:
— Все одобряют, — сказал Дронов, сморщив лицо. — Но вот на жену — мало похожа. К хозяйству относится небрежно, как
прислуга. Тагильский ее давно знает, он и познакомил меня
с ней. «Не хотите ли,
говорит, взять девицу, хорошую, но равнодушную к своей судьбе?» Тагильского она, видимо, отвергла, и теперь он ее называет путешественницей по спальням. Но я — не ревнив, а она — честная баба.
С ней — интересно. И, знаешь, спокойно: не обманет, не продаст.
— Вот! От этого. Я понимаю, когда ненавидят полицию, попов, ну — чиновников, а он — всех! Даже Мотю, горничную, ненавидел; я жила
с ней, как
с подругой, а он
говорил: «
Прислуга — стесняет, ее надобно заменить машинами». А по-моему, стесняет только то, чего не понимаешь, а если поймешь, так не стесняет.
Называют себя интеллигенцией, а
прислуге говорят «ты»,
с мужиками обращаются, как
с животными, учатся плохо, серьезно ничего не читают, ровно ничего не делают, о науках только
говорят, в искусстве понимают мало.
— К вопросу о
прислуге, Белоярцев, вы
говорили присоединить, где наши слуги должны обедать: особо или
с нами?