Неточные совпадения
— А ведь в Питере, пожалуй,
и в самом деле подумают, что здесь
и невесть какие красные страсти
были, особенно как распишут-то! — Через минуту примолвил он в грустном раздумье: — Ведь этого мужика нашего там-то теперь, гляди,
хуже чем поляка в стары годы почитать станут!
Эта повестка вызывала его прибыть к его превосходительству в одиннадцать часов утра. Лаконизм извещения показался майору довольно зловещим. Он знал, он предчувствовал, по поводу чего
будут с ним объяснения.
И хуже всего для старика
было то, что не видел он ни малейших резонов
и оправданий всему этому делу.
— Тут нет, мне кажется, ни лучше, ни
хуже, — столь же серьезно продолжала девушка. — Может
быть, я даже могла бы полюбить
и очень дурного человека, потому что любишь не за что-нибудь, а любишь просто, потому что любится, да
и только. Знаете пословицу: не пó хорошу мил, а пó милу хорош. Но дело в том, мне кажется, что можно полюбить раз, да хорошо, а больше
и не надо! Больше, уж это
будет не любовь, а Бог знает что! Одно баловство, ну, а я такими вещами не люблю баловать.
«Итак, все, кто не боится, пусть сплачиваются в массу
и… пусть
будет, что
будет.
Худого не может
быть. Мы не за
худое».
— Да уж так. Доверьтесь мне во всем, пожалуйста! Я вам
худого не желаю. Надобно, чтобы никому не
было известно место вашего пребывания… Ведь почем знать,
и в Малой Морской ничем не обеспечены от внезапного обыска; а если ваша записка как-нибудь не уничтожится — лишний документ
будет… Надо как можно более избегать вообще документов. К чему подвергать лишним затруднениям если не себя, то других? Я лучше сам сейчас же съезжу туда
и успокою насчет полной вашей безопасности.
«Тут нет, мне кажется, ни лучше, ни
хуже», — отвечала она, «может
быть, я даже могла бы полюбить
и очень дурного человека, потому что любишь не за что-нибудь, а любишь просто, потому что любится, да
и только.
Не то, чтобы запало в нее сознание, что Хвалынцев дурной человек: то, что думалось ей порою,
было хуже этого сознания — ее брало сомнение, что он человек легкий, ветреный, поверхностный
и вообще ненадежный, на которого едва ли можно в каком-либо деле крепко опереться.
— Андрей Павлыч, — начал он с таким спокойствием непреклонной решимости, которое поразило Устинова. — Не скрывайте, говорите лучше прямо… Меня вы не обманете: я вижу, я очень хорошо вижу по вас, что вы знаете что-то очень недоброе, да только сказать не решаетесь… Ничего!.. Как бы ни
было худо то, что вы скажете, я перенесу… Я уж много перенес… ну,
и еще перенесу… Вы видите, я спокоен… Ведь все равно же, рано ли, поздно ли, узнаю… Говорите лучше сразу!
Но
было и нечто
хуже: мы
были свидетелями своего рода биржевой игры в гражданские добродетели, где одному подставляли ногу, чтобы поднять курс на акции гражданской честности
и достоинств другого.
В
плохие или, так сказать, в «пиджачные» времена, когда в кармане не сказывались дома лишние «пенензы», когда жаль
было лишний рубль бросить на пропитание в модном ресторане
и когда не предстояло случая попасть на обед в какое-нибудь аристократическое семейство, пан грабя зачастую направлял алчущие стопы свои «до пршияцéля Анзельма»
и снисходительно пользовался его офицерской похлебкой.
Неточные совпадения
Аммос Федорович. А черт его знает, что оно значит! Еще хорошо, если только мошенник, а может
быть,
и того еще
хуже.
Конечно, если он ученику сделает такую рожу, то оно еще ничего: может
быть, оно там
и нужно так, об этом я не могу судить; но вы посудите сами, если он сделает это посетителю, — это может
быть очень
худо: господин ревизор или другой кто может принять это на свой счет.
— // Я
был — не
хуже каменщик // Да тоже хвастал силою, // Вот Бог
и наказал!
Пришел
и сам Ермил Ильич, // Босой,
худой, с колодками, // С веревкой на руках, // Пришел, сказал: «
Была пора, // Судил я вас по совести, // Теперь я сам грешнее вас: // Судите вы меня!» //
И в ноги поклонился нам.
Тришка. Да первоет портной, может
быть, шил
хуже и моего.