Неточные совпадения
Мать плакала и билась, как подстреленная птица, прижимая ребенка к своей груди, между тем как глаза
мальчика глядели все тем же неподвижным и суровым взглядом.
А между тем при всяком взгляде на слепого
мальчика сердце
матери сжималось от острой боли.
Мать была умна и потому сумела победить в себе непосредственное побуждение, заставлявшее ее кидаться сломя голову при каждом жалобном крике ребенка. Спустя несколько месяцев после этого разговора
мальчик свободно и быстро ползал по комнатам, настораживая слух навстречу всякому звуку и, с какою-то необычною в других детях живостью, ощупывал всякий предмет, попадавший в руки.
На лице
мальчика это оживление природы сказывалось болезненным недоумением. Он с усилием сдвигал свои брови, вытягивал шею, прислушивался и затем, как будто встревоженный непонятною суетой звуков, вдруг протягивал руки, разыскивая
мать, и кидался к ней, крепко прижимаясь к ее груди.
— Что это с ним? — спрашивала
мать себя и других. Дядя Максим внимательно вглядывался в лицо
мальчика и не мог объяснить его непонятной тревоги.
Дойдя до холмика, они уселись на нем все трое. Когда
мать приподняла
мальчика с земли, чтобы посадить его поудобнее, он опять судорожно схватился за ее платье; казалось, он боялся, что упадет куда-то, как будто не чувствуя под собой земли. Но
мать и на этот раз не заметила тревожного движения, потому что ее глаза и внимание были прикованы к чудной весенней картине.
Тогда-то рука
мальчика крепче сжимала руку
матери, а его сердце замирало и, казалось, вот-вот совсем перестанет биться.
Мальчик тихо застонал и откинулся назад на траву.
Мать быстро повернулась к нему и тоже вскрикнула: он лежал на траве, бледный, в глубоком обмороке.
Рассказы
матери, более живые и яркие, производили на
мальчика большее впечатление, но по временам впечатление это бывало слишком болезненно.
Мальчик смеялся, слушая эти описания, и забывал на время о своих тяжелых попытках понять рассказы
матери. Но все же эти рассказы привлекали его сильнее, и он предпочитал обращаться с расспросами к ней, а не к дяде Максиму.
Мать не знала, в чем дело, и думала, что ребенка волнуют сны. Она сама укладывала его в постель, заботливо крестила и уходила, когда он начинал дремать, не замечая при этом ничего особенного. Но на другой день
мальчик опять говорил ей о чем-то приятно тревожившем его с вечера.
Удивленная
мать с каким-то странным чувством слушала этот полусонный, жалобный шепот… Ребенок говорил о своих сонных грезах с такою уверенностью, как будто это что-то реальное. Тем не менее
мать встала, наклонилась к
мальчику, чтобы поцеловать его, и тихо вышла, решившись незаметно подойти к открытому окну со стороны сада.
Эти часы стали теперь для
мальчика самым счастливым временем, и
мать с жгучей ревностью видела, что вечерние впечатления владеют ребенком даже в течение следующего дня, что даже на ее ласки он не отвечает с прежнею безраздельностью, что, сидя у нее на руках и обнимая ее, он с задумчивым видом вспоминает вчерашнюю песню Иохима.
А между тем из конюшни каждый вечер звучали мелодические призывы, и
мальчик кидался туда, даже не спрашивая уже позволения
матери.
Все это наводило на
мальчика чувство, близкое к испугу, и не располагало в пользу нового неодушевленного, но вместе сердитого гостя. Он ушел в сад и не слышал, как установили инструмент на ножках, как приезжий из города настройщик заводил его ключом, пробовал клавиши и настраивал проволочные струны. Только когда все было кончено,
мать велела позвать в комнату Петю.
Мальчик долго прислушивался к исчезнувшим уже для слуха
матери вибрациям и затем, с выражением полного внимания, тронул другую клавишу.
Слово участия и ласковый тон вызвали в
мальчике еще большую нервную вспышку плача. Тогда девочка присела около него на корточки; просидев так с полминуты, она тихо тронула его волосы, погладила его голову и затем, с мягкою настойчивостью
матери, которая успокаивает наказанного ребенка, приподняла его голову и стала вытирать платком заплаканные глаза.
Маленькая знакомка Петра представляла в себе все черты этого типа, который редко вырабатывается жизнью и воспитанием; он, как талант, как гений, дается в удел избранным натурам и проявляется рано.
Мать слепого
мальчика понимала, какое счастье случай послал ее сыну в этой детской дружбе. Понимал это и старый Максим, которому казалось, что теперь у его питомца есть все, чего ему еще недоставало, что теперь душевное развитие слепого пойдет тихим и ровным, ничем не смущаемым ходом…
Мальчик, которому шел уже десятый год, сидел у ног
матери на низеньком стуле.
— Откуда же ты мог знать, мой
мальчик? — переспросила
мать с печальным сомнением в голосе.
Неточные совпадения
Запомнил Гриша песенку // И голосом молитвенным // Тихонько в семинарии, // Где было темно, холодно, // Угрюмо, строго, голодно, // Певал — тужил о матушке // И обо всей вахлачине, // Кормилице своей. // И скоро в сердце
мальчика // С любовью к бедной
матери // Любовь ко всей вахлачине // Слилась, — и лет пятнадцати // Григорий твердо знал уже, // Кому отдаст всю жизнь свою // И за кого умрет.
Как в ноги губернаторше // Я пала, как заплакала, // Как стала говорить, // Сказалась усталь долгая, // Истома непомерная, // Упередилось времечко — // Пришла моя пора! // Спасибо губернаторше, // Елене Александровне, // Я столько благодарна ей, // Как
матери родной! // Сама крестила
мальчика // И имя Лиодорушка — // Младенцу избрала…
Графиня Лидия Ивановна пошла на половину Сережи и там, обливая слезами щеки испуганного
мальчика, сказала ему, что отец его святой и что
мать его умерла.
Когда Анна вошла в комнату, Долли сидела в маленькой гостиной с белоголовым пухлым
мальчиком, уж теперь похожим на отца, и слушала его урок из французского чтения.
Мальчик читал, вертя в руке и стараясь оторвать чуть державшуюся пуговицу курточки.
Мать несколько раз отнимала руку, но пухлая ручонка опять бралась за пуговицу.
Мать оторвала пуговицу и положила ее в карман.
Действительно,
мальчик чувствовал, что он не может понять этого отношения, и силился и не мог уяснить себе то чувство, которое он должен иметь к этому человеку. С чуткостью ребенка к проявлению чувства он ясно видел, что отец, гувернантка, няня — все не только не любили, но с отвращением и страхом смотрели на Вронского, хотя и ничего не говорили про него, а что
мать смотрела на него как на лучшего друга.