Неточные совпадения
Он перестал ездить на «Контракты», редко являлся
в общество и большую часть
времени проводил
в своей библиотеке за чтением каких-то книг, о которых никто ничего не знал, за исключением предположения, что книги совершенно безбожные.
Неизвестно, что вышло бы со
временем из мальчика, предрасположенного к беспредметной озлобленности
своим несчастием и
в котором все окружающее стремилось развить эгоизм, если бы странная судьба и австрийские сабли не заставили дядю Максима поселиться
в деревне,
в семье сестры.
По
временам казалось даже, что он не чужд ощущения цветов; когда ему
в руки попадали ярко окрашенные лоскутья, он дольше останавливал на них
свои тонкие пальцы, и по лицу его проходило выражение удивительного внимания.
После первой весенней прогулки мальчик пролежал несколько дней
в бреду. Он то лежал неподвижно и безмолвно
в своей постели, то бормотал что-то и к чему-то прислушивался. И во все это
время с его лица не сходило характерное выражение недоумения.
Тем не менее, изо дня
в день какое-то внутреннее сознание
своей силы
в ней все возрастало, и, выбирая
время, когда мальчик играл перед вечером
в дальней аллее или уходил гулять, она садилась за пианино.
Таким образом, сколько бы ни старался Максим устранять все внешние вызовы, он никогда не мог уничтожить внутреннего давления неудовлетворенной потребности. Самое большее, что он мог достигнуть
своею осмотрительностью, это — не будить ее раньше
времени, не усиливать страданий слепого.
В остальном тяжелая судьба ребенка должна была идти
своим чередом, со всеми ее суровыми последствиями.
Эвелина, выросшая и сложившаяся как-то совершенно незаметно, глядела на эту заколдованную тишь
своими ясными глазами,
в которых можно было по
временам подметить что-то вроде недоумения, вопроса о будущем, но никогда не было и тени нетерпения.
Раз оставив
свой обычный слегка насмешливый тон, Максим, очевидно, был расположен говорить серьезно. А для серьезного разговора на эту тему теперь уже не оставалось
времени… Коляска подъехала к воротам монастыря, и студент, наклонясь, придержал за повод лошадь Петра, на лице которого, как
в открытой книге, виднелось глубокое волнение.
Он уже не мог соединить
свои воспоминания
в ту гармоничную цельность чувства, которая переполняла его
в первое
время.
Последние ряды городских зданий кончились здесь, и широкая трактовая дорога входила
в город среди заборов и пустырей. У самого выхода
в поле благочестивые руки воздвигли когда-то каменный столб с иконой и фонарем, который, впрочем, скрипел только вверху от ветра, но никогда не зажигался. У самого подножия этого столба расположились кучкой слепые нищие, оттертые
своими зрячими конкурентами с более выгодных мест. Они сидели с деревянными чашками
в руках, и по
временам кто-нибудь затягивал жалобную песню...
Ты вот сердишься, что
времена изменились, что теперь слепых не рубят
в ночных сечах, как Юрка-бандуриста; ты досадуешь, что тебе некого проклинать, как Егору, а сам проклинаешь
в душе
своих близких за то, что они отняли у тебя счастливую долю этих слепых.
Было ли это следствием простуды, или разрешением долгого душевного кризиса, или, наконец, то и другое соединилось вместе, но только на другой день Петр лежал
в своей комнате
в нервной горячке. Он метался
в постели с искаженным лицом, по
временам к чему-то прислушиваясь, и куда-то порывался бежать. Старый доктор из местечка щупал пульс и говорил о холодном весеннем ветре; Максим хмурил брови и не глядел на сестру.
Претерпеть Бородавкина для того, чтоб познать пользу употребления некоторых злаков; претерпеть Урус-Кугуш-Кильдибаева для того, чтобы ознакомиться с настоящею отвагою, — как хотите, а такой удел не может быть назван ни истинно нормальным, ни особенно лестным, хотя, с другой стороны, и нельзя отрицать, что некоторые злаки действительно полезны, да и отвага, употребленная
в свое время и в своем месте, тоже не вредит.
— Вот он вас проведет в присутствие! — сказал Иван Антонович, кивнув головою, и один из священнодействующих, тут же находившихся, приносивший с таким усердием жертвы Фемиде, что оба рукава лопнули на локтях и давно лезла оттуда подкладка, за что и получил
в свое время коллежского регистратора, прислужился нашим приятелям, как некогда Виргилий прислужился Данту, [Древнеримский поэт Вергилий (70–19 гг. до н. э.) в поэме Данте Алигьери (1265–1321) «Божественная комедия» через Ад и Чистилище провожает автора до Рая.] и провел их в комнату присутствия, где стояли одни только широкие кресла и в них перед столом, за зерцалом [Зерцало — трехгранная пирамида с указами Петра I, стоявшая на столе во всех присутственных местах.] и двумя толстыми книгами, сидел один, как солнце, председатель.
Самгин нередко встречался с ним в Москве и даже,
в свое время, завидовал ему, зная, что Кормилицын достиг той цели, которая соблазняла и его, Самгина: писатель тоже собрал обширную коллекцию нелегальных стихов, открыток, статей, запрещенных цензурой; он славился тем, что первый узнавал анекдоты из жизни министров, епископов, губернаторов, писателей и вообще упорно, как судебный следователь, подбирал все, что рисовало людей пошлыми, глупыми, жестокими, преступными.
Неточные совпадения
Потом
свою вахлацкую, // Родную, хором грянули, // Протяжную, печальную, // Иных покамест нет. // Не диво ли? широкая // Сторонка Русь крещеная, // Народу
в ней тьма тём, // А ни
в одной-то душеньке // Спокон веков до нашего // Не загорелась песенка // Веселая и ясная, // Как вёдреный денек. // Не дивно ли? не страшно ли? // О
время,
время новое! // Ты тоже
в песне скажешься, // Но как?.. Душа народная! // Воссмейся ж наконец!
— По
времени Шалашников // Удумал штуку новую, // Приходит к нам приказ: // «Явиться!» Не явились мы, // Притихли, не шелохнемся //
В болотине
своей. // Была засу́ха сильная, // Наехала полиция,
В то
время существовало мнение, что градоначальник есть хозяин города, обыватели же суть как бы его гости. Разница между"хозяином"
в общепринятом значении этого слова и"хозяином города"полагалась лишь
в том, что последний имел право сечь
своих гостей, что относительно хозяина обыкновенного приличиями не допускалось. Грустилов вспомнил об этом праве и задумался еще слаще.
"Была
в то
время, — так начинает он
свое повествование, —
в одном из городских храмов картина, изображавшая мучения грешников
в присутствии врага рода человеческого.
Они тем легче могли успеть
в своем намерении, что
в это
время своеволие глуповцев дошло до размеров неслыханных. Мало того что они
в один день сбросили с раската и утопили
в реке целые десятки излюбленных граждан, но на заставе самовольно остановили ехавшего из губернии, по казенной подорожной, чиновника.