Неточные совпадения
Каникулы приходили к концу, скоро должны были начаться лекции.
В воздухе чувствовались первые веяния осени. Вода
в прудах потемнела, отяжелела. На клумбах садовники заменяли ранние цветы более поздними. С деревьев кое-где срывались рано пожелтевшие листья и падали на землю, мелькая, как червонное золото, на фоне темных аллей. Поля тоже пожелтели кругом, и поезда железной дороги, пролегающей
в полутора верстах от
академии, виднелись гораздо яснее и, казалось,
проходили гораздо ближе, нежели летом.
Одним словом, я
прошел всю аллею и вел
в воображении интереснейший разговор, как вдруг уже у самой
академии услышал нервный стук шагов по камню и над балюстрадой, отделявшей академическую площадку от парка, увидел голову «американки».
— Тебе письмо, — сказал как-то Тит. — Но не
в академии. Придется
сходить в отделение…
Мы
прошли мимо
академии, потом по плотине и пошли к небольшой дачке, стоявшей особняком среди молодого ельника.
В комнатке топилась печка, горела лампа, и
в окно виднелись три фигуры.
— А поворотись-ка, сын! Экой ты смешной какой! Что это на вас за поповские подрясники? И эдак все
ходят в академии? — Такими словами встретил старый Бульба двух сыновей своих, учившихся в киевской бурсе и приехавших домой к отцу.
А с немецким языком обошелся иначе: нанял угол в квартире, где было много немцев — мастеровых; угол был мерзкий, немцы скучны,
ходить в Академию было далеко, а он все-таки выжил тут, сколько ему было нужно.
Уже две недели, как я перестал
ходить в академию: сижу дома и пишу. Работа совершенно измучила меня, хотя идет успешно. Следовало бы сказать не хотя, а тем более, что идет успешно. Чем ближе она подвигается к концу, тем все страшнее и страшнее кажется мне то, что я написал. И кажется мне еще, что это — моя последняя картина.
Неточные совпадения
— А мы живем и ничего не знаем, — сказал раз Вронский пришедшему к ним поутру Голенищеву. — Ты видел картину Михайлова? — сказал он, подавая ему только что полученную утром русскую газету и указывая на статью о русском художнике, жившем
в том же городе и окончившем картину, о которой давно
ходили слухи и которая вперед была куплена.
В статье были укоры правительству и
Академии за то, что замечательный художник был лишен всякого поощрения и помощи.
Но Райский
в сенат не поступил,
в академии с бюстов не рисовал, между тем много читал, много писал стихов и прозы, танцевал, ездил
в свет,
ходил в театр и к «Армидам» и
в это время сочинил три вальса и нарисовал несколько женских портретов. Потом, после бешеной Масленицы, вдруг очнулся, вспомнил о своей артистической карьере и бросился
в академию: там ученики молча, углубленно рисовали с бюста,
в другой студии писали с торса…
— Известно что… поздно было: какая
академия после чада петербургской жизни! — с досадой говорил Райский,
ходя из угла
в угол, — у меня, видите, есть имение, есть родство, свет… Надо бы было все это отдать нищим, взять крест и идти… как говорит один художник, мой приятель. Меня отняли от искусства, как дитя от груди… — Он вздохнул. — Но я ворочусь и дойду! — сказал он решительно. — Время не ушло, я еще не стар…
В царствование Александра политические гонения были редки; он
сослал, правда, Пушкина за его стихи и Лабзина за то, что он, будучи конференц-секретарем
в Академии художеств, предложил избрать кучера Илью Байкова
в члены
Академии; [Президент
Академии предложил
в почетные члены Аракчеева.
— Меньшой —
в монахи ладит. Не всякому монахом быть лестно, однако ежели кто может вместить, так и там не без пользы. Коли через
академию пройдет, так либо
в профессора, а не то так
в ректоры
в семинарию попадет. А бывает, что и
в архиереи, яко велбуд сквозь игольное ушко, проскочит.