Я уже миновал громаду Древнего Дома, когда сзади услышал чьи-то мелкие, торопливые шаги,
частое дыхание. Оглянулся — и увидал: меня догоняла О.
Возня, молчание и трение о стену ногами, перемешиваясь с
частым дыханием, показали, что упрямство или другой род сопротивления хотят сломить силой. Затем долгий неистовый визг оборвался криком Геза: «Она кусается, дьявол!» — и позорный звук тяжелой пощечины прозвучал среди громких рыданий. Они перешли в вопль, и я открыл дверь.
Все это было уже не ново Олесе в моем толковании, но на этот раз она даже и слушать меня не стала. Она быстрым движением сбросила с себя платок и, скомкав его, бросила мне в лицо. Началась возня. Я старался отнять у нее цветок боярышника. Сопротивляясь, она упала на землю и увлекла меня за собой, радостно смеясь и протягивая мне свои раскрытые
частым дыханием, влажные милые губы…
Больше мать не расспрашивала. Долгое время в душной, промозглой комнате слышался только неистовый крик младенца да короткое,
частое дыхание Машутки, больше похожее на беспрерывные однообразные стоны. Вдруг мать сказала, обернувшись назад:
Неточные совпадения
Я стал карабкаться через бурелом и пошел куда-то под откос. Вдруг с правой стороны послышался треск ломаемых сучьев и чье-то порывистое
дыхание. Я хотел было стрелять, но винтовка, как на грех, дульной
частью зацепилась за лианы. Я вскрикнул не своим голосом и в этот момент почувствовал, что животное лизнуло меня по лицу… Это был Леший.
Притаив
дыхание, я старался сквозь
чащу леса рассмотреть приближающееся животное. Вдруг сердце мое упало — я увидел промышленника. По опыту прежних лет я знал, как опасны встречи с этими людьми.
Под влиянием Таисьи в Нюрочкиной голове крепко сложилась своеобразная космогония: земля основана на трех китах, питающихся райским благоуханием; тело человека сотворено из семи
частей: от камня — кости, от Черного моря — кровь, от солнца — очи, от облака — мысли, от ветра —
дыхание, теплота — от духа;
Майзель, притаив
дыхание, впился глазами в лесную
чащу; зверь шел прямо на набоба и должен был пересечь лесную прогалину, которая была открыта для выстрела.
Ромашов слышал
частое, фыркающее, как у лошади,
дыхание Бек-Агамалова, видел его страшные белки и остро блестящие зрачки глаз и белые, скрипящие движущиеся челюсти, но он уже чувствовал, что безумный огонь с каждым мгновением потухает в этом искаженном лице.